Книга Я был на этой войне - Вячеслав Миронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На крыс? — изумление одного было неподдельное.
— На крыс? — второй, наоборот, был задумчив. Кажется, он обкатывал в голове мысль о жареной крысе. Глаза у него затянуло мечтательной поволокой.
— Да, крыс. Бойцы с утра позавтракали жареной крысятинкой, вот и другим тоже захотелось.
— А вы пробовали? — спросил второй боец. Первому было уже дурно при одной мысли о крысе.
— Нет. Не пробовал. И не хочу, — честно признался я. — Где отцы-командиры?
— Там, — неопределенно махнул рукой первый боец в сторону лестницы, ведущей в подвал.
Я не спеша, куря на ходу, спустился по лестнице, забитой щебнем и мусором, в подвальное помещение. Там сидело человек десять. Дальше, в следующем помещении сидели, лежали еще человек десять-пятнадцать. Среди них я заметил дремлющего Юрку. Подошел. Легко пнул ногой в бок.
— Вставай. Царство Божье проспишь.
Юрка быстро открыл глаза. И, увидев меня, вскочил. Обнялись.
— Жив? — он был искренне рад.
— Жив. Куда я денусь.
— А я, грешным делом, думал, что все уже…
— Ни хрена!
— Ну, давай рассказывай, что у тебя хорошего, — Юрка явно не находил себе места.
— Как что нового? — удивился я. — Все то же, что и у тебя. Если хочешь, то можешь сходить в мой подвал, там бойцы только что забили пяток крыс и сейчас готовят завтрак.
Я вкратце рассказал ему о «крысиной» эпопее. Он был удивлен. И не скрывал, что его желудок приходит в ужас при одной мысли о крысятинке.
— Ты сам-то ел? — спросил он, с трудом справившись с приступом тошноты.
— Нет. Пока не дошел еще до ручки.
— Но крысу?
— А что ты удивляешься. Китайцы говорят, что можно есть все, что растет и шевелится. Только надо уметь это приготовить соответствующим образом. Ничего, Юра, жрать захотим, так и не только крысу сожрем.
— Надо поскорее выбираться отсюда, а то вообще ополоумеем.
— Тут ты, брат, прав. Если еще посидим, то полный звиздец нам обеспечен.
Сидевшие рядом прислушались к нашему разговору и развернули дискуссию о проблемах питания из подручных средств. Мы не вмешивались, отошли в сторону.
— Что слышно из штаба? Связывались уже?
— Связывались. Тьфу! — Юрка сплюнул. — Ничего хорошего. Остатки бригады пытаются пробиться к старому КП. Штаб, вернее, все, что от него осталось, попал в окружение и бьется. На помощь бросили десантников. Не знаю, пробьются или нет. Дерьмо все это.
— Без тебя знаю, что дерьмо. Мы-то что делать будем?
— План-то есть уже?
— Никакого плана. Сидим. Гадаем на кофейной гуще.
— Сматываться надо, пока зачистку не начали. Они ведь тоже не дураки.
— Я уже говорил… — Юрка безнадежно махнул рукой. — Говорят, что необходимо отсидеться, осмотреться. Я же говорю, дерьмо.
— Пошли, попробуем поговорить. Мы же с тобой офицеры штаба.
— Пошли, только толку мало будет.
Но не успели мы пойти к командиру первого батальона, как вбежал один из часовых, охранявших вход в подъезд, и полушепотом заорал:
— Духи идут!
— Далеко?
— В паре домов отсюда. Зачистку делают.
Мы на самом деле услышали, как взрываются гранаты и раздается треск автоматных очередей. Раздались крики:
— К бою!
— Сколько их?
— Не знаю точно, где-то человек пятнадцать! — уже почти кричал часовой.
— По местам!
— А может, пронесет?
— Может, не заметят?
— Не питай иллюзий!
— Поехали, мужики!
Все разбежались. Кто укрылся на выходе, кто спрятался у подвальных окошек, а мы с Юркой и еще с группой солдат и офицеров поднялись на второй этаж. Устроились у разбитых окон.
По улице не спеша шла группа боевиков, численностью, действительно, около двадцати человек. Шли по всем правилам ведения боя в городских условиях. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, внимательно всматриваясь в разбитые окна и подъезды домов. Дойдя до ближайшего дома, остановились. Пять человек подбежали к подвальным окнам, кинули туда гранаты. Откатились. Остальные, выставив перед собой автоматные стволы, ждали. Как только послышались разрывы гранат, то сразу каждый дал по короткой очереди.
Затем, разбившись на небольшие группы по три-четыре человека, они вошли в подъезды. Оттуда послышались короткие очереди. На улице остались трое. Вот вышли все, которые зачищали дом.
Я пересчитал их. Всего выходило восемнадцать человек. Нас больше, но надо быстро, очень быстро их ликвидировать, до подхода основных сил противника, иначе нам удачи не видать. Это ясно понимали все присутствующие.
Духи приближались, коротко, гортанно переговариваясь между собой. Все замерли. Десять, восемь, пять метров осталось до нашего здания. И тут грянул огонь. Мы били и сверху, и снизу, и по прямой. Из «моего» дома также расстреливали духов. Те попытались обороняться. Но куда там! Страх, голод прошел. Вновь вернулась уверенность в своих силах. Бой так бой. Нам сейчас нужна победа, пусть маленькая, но победа, чтобы вновь ощутить себя людьми, бойцами, монолитным коллективом. Все понимали это и безжалостно расстреливали кучку боевиков.
Оставшиеся в живых духи пытались спастись бегством, но, раскинув руки, падали на землю. Вслед им уже бежали бойцы. Срывали фляжки с поясов, разбирали гранаты, боеприпасы. Переворачивали трупы в поисках съестного, выворачивали карманы. Что-то запихивали себе в карманы, под бронежилет.
Те, кто остался в здании, спешно готовились к эвакуации. Надо было уходить дальше. Пробиваться к своим.
Еще двое суток. Двое суток, показавшихся бесконечно долгими, перемешавших все, и день и ночь, и сон и явь, мы шли. Отсиживались в подвалах днем, а ночью шли. Пару раз нарывались на засады, но, не вступая в бои, отстреливаясь, уходили. Часть людей отбилась, отстала. Кто-то специально, чтобы не связывать нас. Не быть остальным обузой. Обессиленные, они тихо, незаметно где-то откалывались и отставали. Некоторые сознательно оставались, чтобы прикрыть наш отход. На грозные крики, что это приказ и они должны идти с нами, те только поворачивали на нас ствол автомата и матами отгоняли нас прочь. Несколько человек, прежде чем покрыть нас матом, молча протягивали нам свои личные номера, документы, личные вещи, письма. Напоследок они просили, чтобы сообщили родным. Не хотели они быть «пропавшими без вести». А мы шли вперед, ползли вперед. Уносили с собой раненых и убитых. Когда уже не было сил, то оставили своих убитых и умерших от ран в подвале дома и поклялись вернуться за ними. Чтобы животные их не обгрызли, зарыли в углу подвального помещения.