Книга Раяд - Всеволод Бенигсен

Тут Димон издал невнятный звук губами, напоминающий «чпок».

– С чего это вы такими пугливыми стали? Да и на кой вы с Бубликом им нужны? Вы и не знаете-то ни хера. А вот кого точно, – тут Костя повторил чпокающий звук, – так это вашего дружка Геныча. Если только я раньше не поспею. А времени мало. Так что у тебя уникальный шанс – спасти жизнь друга и в армию не загреметь. Ты, можно сказать, миллион у Галкина выиграл. А ты в отказ. Ну?! – и Костя резко встряхнул Димона за рукав.

– В гараже отчима он сидит, – помявшись, ответил Бублик. – Отчим все равно в отпуск умотал.

– Где гараж? Адрес, номер.

Димон неуверенно почесал голову.

– Чеши свою голову быстрее, – разозлился Костя.

Геныч действительно сидел в гараже, но явно не собирался ни «сливаться», ни прятаться. Он неторопливо возился в капоте машины – дверь гаража была открыта настежь. Заметив подошедшего Костю, он не удивился, а только буркнул что-то приветственное и полез обратно в капот.

По тому, что никакого удивления Костино появление у него не вызвало, было ясно, что Геныч понятия не имел о миссии Гремлина.

– Машинку починяешь? – спросил Костя, садясь на табуретку у стены.

– Да. Отвлекает, знаешь ли.

– От грустных мыслей? Понятно. Про Хлыстова слыхал?

– Слыхал.

– Не боишься?

– За кого? За себя? Нет. Хлыстов был мудаком. Да еще на вечном стреме. Туда ему и дорога.

– Значит, отряд не заметил потери бойца?

Геныч на секунду замер, а затем зло и с грохотом захлопнул капот.

– Хлыстов не был бойцом. А что касается отряда… то и отряда больше нет. Все к чертям полетело!

Он поднял с земли тряпку и начал тщательно вытирать руки.

– Что, ракушки таки потянули корабль вниз?

– Да, – язвительно хмыкнул Геныч, – потянули. Только кое-кто им в этом помог.

– На меня намекаешь?

Геныч усмехнулся, но ничего не сказал.

– Ну тогда я тебе скажу. Не было никакого корабля.

– Как это «не было»? – презрительно сощурил глаза Геныч.

– Да так. Знаешь, ты мне все говорил про эти ракушки, большие и малые, что Хлыстов – это оборотная сторона Гремлина, а я не мог врубиться. А сегодня до меня доперло. Как про раядов услыхал.

– Про кого?

– Про раядов. Не слышал о таком племени? А еще историк. Но это неважно. Так вот, по поводу ракушек: малые ракушки – это гремлины, которые доводят идею до крови и хаоса. А большие – это хлыстовы и красильниковы, которые делают бабло на идее, превращая ее в бизнес. Вот они, ваши ракушки большие и малые – насилие и выгода. Отсюда и ваша неприязнь ко всяким расширениям и акциям, потому что это было нужно не вам, а Красильникову. Он же собирался подмять под себя и ресторан этот, и зону вокруг ресторана. А народ тупо думал, что следует какой-то идее очищения земли русской. Это-то тебя и раздражало. Но и без Красильникова вы обойтись не могли – кто еще мог дать денег на поддержание чистоты в районе, на прибавки к пенсиям, зарплатам, больницу, школу? Не случайно же, когда я спросил Вику, нравится ли ей эта акция, она сказала, что нет, но другого выхода нет. Вы зависели от Красильникова. Но и без таких, как Гремлин, обойтись вы тоже не могли, потому что кто-то должен делать грязную работу, а держать таких в узде невозможно. Вот и сливали вы Гремлина по очереди. Хлыстов и Красильников, потому что им лишний шум не нужен был. А ты – потому что им управлять было сложно. Одного не пойму – с чего вдруг народ бросился защищать Гремлина сразу после убийства Оганесяна, давая липовые свидетельские показания? Хлыстова это явно бесило.

– Потому что убийство Оганесяна было нужно Хлыстову и Красильникову, а не нам, – раздраженно сказал Геныч, облокотившись на капот машины. – Оганесян копал не под нас, а под их блядские дела. А когда Гремлин его хлопнул, они его решили слить и замазать это все националистическими настроениями Гремлина.

– И вам это не понравилось?

– Представь себе.

– И вы подняли народ на защиту Гремлина. Ясно. Но ведь я тоже шел по следу Оганесяна и копал под Красильникова. Чего ж они так долго телились? Могли бы меня уже сорок раз убрать.

– Потому что… мы тебя защищали.

– Трогательно. И с какой же пьяной радости? – недоверчиво усмехнулся Костя. – Надеялись сагитировать?

Геныч пожал плечами, а потом со злостью швырнул тряпку в дальний угол.

– Гребаные уроды! Из-за их блядских комбинаций все коту под хуй.

– Ты не ответил на вопрос.

– Это про агитацию, что ли? Да кому ты сдался?

– Чего ж вы меня защищали?

Геныч сплюнул сквозь передние зубы.

– Догадайся с трех раз, если такой умный.

– Я, может, и не умный, – разозлился Костя. – Но и ты не Эйнштейн. Иначе бы давно понял, что вот эти ваши ракушки и есть ваш корабль. Он состоит из них. И всегда так будет. Не будешь их чистить, корабль пойдет ко дну. А будешь чистить, обнаружишь, что и не было никакого корабля. Вот такой, панимашь, парадокс. Потому что рядом с любой идеей стоит Гремлин-Благолюб и Красильников с Хлыстовым – братья Владияры, чтоб им пусто было.

– Какой благолюб… владияр? – удивленно приподнял брови Геныч.

– Историю надо было учить.

Костя встал.

– Ладно, пойду я. Разговор теперь уже в другом месте, видимо, будет.

Геныч ничего не ответил, но, когда Костя был у самой двери, окликнул:

– Похоже, ты тоже не Эйнштейн.

Костя обернулся.

– В смысле?

– В смысле, что… срать я на тебя хотел. И если б Хлыстов решил тебя убрать, никто бы слова не сказал. Но просто… просто был один человек, который за тебя... горой встал.

– И кто же это? – удивился Костя.

– А ты не догадываешься?

– Вика?!

– Вика, Вика. И агитация, как ты понимаешь, здесь со-о-о-всем ни при чем. Здесь другие материи.

И, подняв указательный палец, с легкой издевкой в голосе добавил:

– Высокие. А против них – что против ветра ссать.

XXXIV

Е. ВИНОГРАДОВ – А. ПЕРЕВЕРЗИНУ

29 апреля 1951 года

Любимый Саша,

мне так много лет, что впору уже спорить с Вами с позиции возраста (когда Вам будет столько лет, сколько мне, и т. д.), но я прибегать к этому дешевому приему не собираюсь. Мне радостно знать, что Вы живы-здоровы (после такой войны я уже и не чаял снова получить от Вас письмо), но горько слышать, что во время войны все раскопы были завалены, а архив уничтожен. Я понимаю и разделяю Вашу боль. Но, может, в том, что немецкая авиабомба угодила прямо в здание, где хранились все собранные материалы по раядам, был какой-то странный и неведомый нам перст судьбы. Видимо, так уж этому племени на роду было написано – сначала исчезнуть в самом буквальном смысле этого слова, потом отправиться в неизвестность на десяток веков, а теперь и вовсе кануть в небытие. Может, оно и к лучшему, что нам так никогда и не удастся понять их. Понимаю, что вся эта моя риторика вряд ли залечит Вашу рану, но искать смысл там, где его, казалось бы, нет – разве не этому я учил Вас в свое время на лекциях?