Книга Прыжок в темноту - Андрей Троицкий

* * *

Ханокян очнулся оттого, что кто-то лил воду ему на лицо. Разлепив веки, увидел нависшую над ним фигуру следователя, пузатый графин в руке. Врач, сел на полу, промочив штаны.

– Садись на стул, скотина, – прорычал родственник великого писателя и матерно заругался. – И чтобы больше тут не падал. Ну, кому я сказал.

Ханокян, застонав от боли, поднялся, поставил упавший стул на прежнее место, робко сел на краешек сиденья. Его штормило, перед глазами плыли круги, а язык распух так, что еле ворочался во рту. Только что Ханокян заглянул в лицо смерти. И эта костлявая физиономия ему не слишком понравилась. Он потрогал рукой лицо, почувствовав, что альвеолярный отросток левой челюсти и основание носа сделались подвижными и тихо похрустывают.

Шолохов бросил на стол несвежий скомканный платок.

– Вытри сопли, мразь.

Ханокян не отважился потянуться за платком. Ожидая нового удара в лицо, он вжал голову в плечи.

– Введите его, – крикнул Шолохов во всю глотку.

Через минуту на пороге стоял участковый инспектор Сергей Давыденко. Ханокян сморгнул, он не хотел верить собственным глазам. Капитан милиции, которому врач раз в месяц совал деньги, чтобы тот не слишком не слишком часто приходил в его квартиру, переоборудованную в частный лазарет, сейчас имел жалкий вид. Один глаз заплыл, будто в него ужалила оса, губы распухли и посинели, а мочка левого уха разорвана пополам. На серый пиджак, перепачканный в грязи, капает кровь.

– Ну, что скажешь, капитан, – Шолохов ковырял в зубах обломанной спичкой. – Узнаешь этого жука?

– Это Ханокян, – сказал участковый. – Лечит на своей квартире бандитов и всякую шваль. Местных шлюх и сифилитиков.

– Значит, лечит бандитов?

– Так точно.

– Получал от него деньги?

– Три сотни зелеными в месяц.

– Все, – махнул рукой Шолохов. – Увести.

Не успела закрыться дверь, как в кабинет без стука зашел бритый наголо детина с рожей неандертальца. Одет в брезентовую робу и резиновые сапоги, обрезанные чуть выше щиколотки.

– Можно копать?

– Пора уже, – нетерпеливо кивнул Шолохов. – А то ночь скоро.

– Какого он роста? – спросил детина.

– Почем я знаю, – следователь посмотрел на Ханокяна и крикнул. – Встать. Я к тебе обращаюсь, гнида, встать. Выпрями спину.

Ханокян поднялся, чувствуя, что ноги не держат, а колени вибрируют так, что эту дрожь нельзя скрыть от посторонних глаз.

– Метр семьдесят пять, – на взгляд определил мужик в робе. – Я выкопаю метр сорок и в глубину метр двадцать, чтобы долго не валандаться. Подогнем ему ноги, и он ляжет, как родной.

– Куда лягу? – тупо переспросил Ханокян.

Неандерталец и Шолохов выразительно переглянулись.

– Копай, стахановец, – сказал следователь.

Мужик ушел. А Шолохов вытащил из ящика стола сигареты, прикурил. Чтобы чем-то занять беспокойные руки, направил отражатель лампы в лицо врача и стал баловаться кнопкой, включая и выключая яркую лампочку. Он не задавал вопросов, просто курил и щелкал кнопкой. Прикрывая глаза ладонью, Ханокян смотрел, как за окном появился тот самый мужик в робе и сапогах. Поставив на сырую траву электрический фонарь, поплевал на ладони и воткнул в землю штык лопаты. Почва тяжелая, глинистая. Работа сразу пошла туго. Мужик бросил лопату, стал рубить заступом корни деревьев, физиономия быстро раскраснелась. Ханокян следил за человеком, как зачарованный. Ясно, могила выйдет короткой и неглубокой. Ах, да… Ему подогнут ноги к животу, кое-как посадят в эту яму, закидают землей.

Дверь хлопнула. Ханокян повернул голову.

– Вы закончили? – спросил Беляев, стряхивая с пиджака хлебные крошки. – Так быстро? Очень хорошо.

– Он мне сломал челюсть, и нос тоже сломал, – тихо пожаловался Ханокян, почему-то решив, что Беляев следователь «добрый». – Изувечил… Чуть не удавил… Пока вас не было.

– Разве? – застыв на месте, округлил глаза Беляев. – Шутить изволите? Вечером у меня всегда падает зрение. На единицу. Но, по-моему, вы в таком виде и были доставлены сюда из ресторана. Там вы крепко выпили, танцевали, споткнулись, неловко упали… Возможно, что-то сломали себе. Метрдотель все подтвердит. Кстати с травмой челюсти трудно есть твердую пищу, но разговаривать можно.

– Я вообще не танцевал, – Ханокян всхлипнул и отчаянным усилием воли заставил себя не разрыдаться. – Я и посидеть по-человечески не успел… А там, за окном, мне копают могилу. Потому что он так приказал.

Ханокян вытянул палец в сторону Шолохова.

– Ах, значит, вы еще не закончили? – Беляев адресовал свой вопрос то ли молодому, но прыткому следователю, то ли Ханокяну. – Раз так, раз не закончили, я пойду выпью еще стаканчик чая. А вы тут продолжайте. В том же духе. Но долго не затягивайте.

– Нет, нет, – отчаянно крикнул Ханокян, выбросив вперед руки. – Его зовут Юрий Евгеньевич Гребнев. Я познакомился с ним давно, когда работал в Волгограде. У Гребнева была бригада бандитов, которые окучивали местных торговцев. Ну, короче, случались разборки, в которых бригада Гребнева несла потери. Иногда я штопал его парней или доставал лекарства, которые нельзя купить в аптеке. Я думал, что все кончилось еще тогда. Думал, что Гребнев погиб. Но он нашел меня в Москве. Последний раз привез мне какого-то чичка с ножевым ранением в боку. Ему сунули перо где-то в кабаке. Я хотел навестить того мужика завтра вечером…

– Как имя и фамилия чеченца.

– Знаю только имя. Рамзан.

– Адрес?

– Чеченца или Гребнева?

– И тот и другой, – ответил Беляев.

– Чеченец живет неподалеку от зоопарка, на улице Шверника, у меня был листок с его адресом, – сломанная челюсть потрескивала и болела, язык едва ворочался, Ханокян шепелявил, слюна капала на пол. Но врач почувствовал облегчение, когда увидел, что тот детина, копавший могилу, так и не закончив работу, взял фонарь и куда-то смотался. – Бумажку я… Съел я ее, но адрес запомнил. Гребнев снимает большую зимнюю дачу рядом с Подольском. Я был у него в гостях, мы душевно посидели в тот вечер, ну, вспомнили шальные годы молодости. Наших девочек, это были такие…

– Давайте без эротических отступлений.

Шолохов подсунул бумагу, вложил в руку Ханокяна самописку.

– Начните с адресов. А дальше поясните, где и при каких обстоятельствах познакомились со своим приятелем. Какие услуги ему оказывали. В Волгограде и здесь, в Москве. Старайтесь писать коротко, сжато. Экономьте свое и наше время.

Ханокян записал адреса, но дальше дело пошло хуже. Мысли в голове путались, сжатая в пальцах ручка дрожала, выводя на бумаге немыслимые каракули. Но Беляев, так и не покинувший кабинет, помог наводящими вопросами, сделав пометки в своем блокноте. Через час Ханокян закруглил писанину, поставил свою подпись на каждом листке и ответил на несколько вопросов подполковника.