Книга Дело о «красном орле» - Андрей Константинов

— Чем же вы мне поможете? Дело это поднимете?

Зверев ответил:

— Слушай, Георгий… ты — опер, и я тоже опер. Капитан. Двести восемьдесят задержаний. Так что опыт какой-никакой имею. И вижу, что дело у вас встало — «глухарек»… верно?

Гоша, глядя в полированную столешницу, сказал:

— Спасибо тебе, Света, за помощничков… Окончен разговор, господа журналисты.

— Понятно, — сказал я. — В таком случае мы сегодня же ставим информацию об убийстве на Рационализаторов в ленту. Фамилию вашу, Георгий, мы упоминать не будем, но сошлемся на источник в убойном отделе Красноармейского РУВД.

Гоша с силой затушил окурок в медной пепельнице.

— Меня, — сказал он, — Крылов раком поставит… Он и так уже бегал, выяснял, откуда это Серегин знает про секретное дело?

Что же вы творите-то, помощнички? Без ножа режете, блин!

— Мы вашу фамилию не называем.

— Какая, к маме, разница? Все знают, что у меня Светлана бывает… Все стрелки на меня.

— Ну так давай пообщаемся нормально, и не будет никакой проблемы, — сказал Сашка.

— А, Гошенька? — пропела Завгородняя.

— Ладно. А чего вы хотите?

— Личность погибшей установили? — быстро спросил Зверев.

— Нет… наркоманка лет двадцати.

— Фотография у тебя есть?

Ни слова не говоря, Гоша поднялся и пошел к двери, закрыл замок. Потом вытащил из письменного стола конверт и швырнул его Звереву. Сашка вытащил пачку черно-белых фотографий. Начал быстро их просматривать и передавать мне… Это были те еще снимки! Описывать не буду. Скажу только, что «красный орел» предстал во всей своей «красе».

Я передал снимок Завгородней, но Светка вдруг по-детски прикусила губу и отрицательно помотала головой.

Сашка выбрал одну фотографию — на ней крупно было снято лицо убитой женщины — и спросил у Гоши:

— Фотку подаришь?

— Бери, — махнул тот рукой. — Выгонят меня к едрене фене со службы.

— Не писай, Гошенька, — ласково сказала Завгородняя. — Все будет о'кей.

С Гошей мы расстались не то, чтобы друзьями, но свое отношение к нам он переменил. Мы ушли от него с фотографией жертвы и с тем же объемом информации, с каким пришли… но Зверев повеселел.

— Зачем тебе фото? — спросил я.

— На память, — сказал он и рассмеялся.

Действительно — смешно!

Зверев и Завгородняя уехали в Агентство, а я поехал на Софийскую, где у меня была назначена встреча с «вождем викингов».

* * *

Вождя звали Игорь. Он был высокий, улыбчивый и совершенно косматый. Мы встретились у него дома, в тесной однокомнатной квартире. Тесно было не от мебели, а от книг.

— Здорово-здорово, — сказал «вождь», — заходи… можно не разуваться.

Я вошел в прихожую. Одна стена была полностью занята самодельным стеллажом с книгами, журналами, картонными папками.

Из кухни навстречу мне вышел огромный кот, посмотрел умными глазами.

В комнате тоже оказались книги, журналы, папки, карты, картины, модели драккаров… В стеклянном шкафу стоял манекен в кольчуге и шлеме. Рядом с ним стояли секира и меч.

— Настоящие? — (спросил я, кивнув на доспехи.

— Если бы! Настоящие стоят немерено…

Новодел! Но даже и новодел стоит — о-хохо! Кофейку?

— Спасибо.

— Ну тогда располагайся, а я сейчас кофе соображу.

Я сел и стал разглядывать книги и предметы, наполняющие комнату. Все они говорили о пристрастии своего хозяина. Многие книги были на английском и шведском. Картины изображали скандинавские пейзажи — скалы и фиорды. По ним плыли драккары…

Через пару минут Игорь вошел в комнату с подносом в руках. Запахло отличным кофе. Следом за хозяином вошел кот. Игорь поставил поднос на стол, отодвинув в сторону какие-то бумаги и «коврик» с компьютерной «мышкой».

— Для начала, — сказал он, — автограф.

И протянул мне том «Переводчика». Я взял книгу в руки.

— Напиши: Харольду, — сказал он.

— А кто такой Харольд?

— Харольд — это и есть я. Такое имя у меня в моем племени.

Я посмотрел на Игоря-Харольда, на светящийся монитор компьютера и покачал головой. Черканул автограф.

— Ну так что же привело криминального журналиста в мой дом? — спросил Игорь. — По телефону ты мне ничего не объяснил, а только заинтриговал. Неужели тоже захотел податься к шизам?

— К шизам? Почему к шизам?

— А потому что многие именно так к нам и относятся. Вот, дескать, взрослые мужики, а в игры играют. Шизы, значит… Вот объясни мне, Андрей: почему, когда человек пьянствует, его считают нормальным? Ну пьет и пьет — и ничего. Наш человек! Всем все понятно, и ему даже сочувствуют. А я вот увлекаюсь историей — собираю литературу на тему, переписываюсь с коллегами.

Выучил шведский и собираюсь съездить в Швецию и Норвегию. Я деньги не пропиваю. Я их трачу на свое увлечение… Но я шиз. Это справедливо?

— Нет, Харольд, это несправедливо. А что, сильно достают?

— Да как сказать… хватает. Жена ушла.

На службе карьера из-за моего увлечения не заладилась. Мог бы стать начальником отдела, но босс сказал: пока не бросит играть в бирюльки — не будет начальником… вот так примерно. Ты только не подумай, что я жалуюсь.

А я и не думал, что Игорь-Харольд жаловался. Не похож он был на человека, который жалуется. В нем чувствовался стержень, и это вызывало симпатию и уважение.

— Ну так что же, Андрей, тебя ко мне привело? Вряд ли ты приехал из праздного интереса. Так?

— Действительно, не из праздного… Вопрос довольно щекотливый, Игорь. Я с огромным интересом и уважением отношусь к людям увлеченным, шизами их ни в коем случае не считаю… но… скажи мне откровенно: есть, наверно, и в вашей среде люди не совсем адекватные?

— А где их нет? Ты на нашу Думу посмотри! А ведь это, так сказать, лучшие представители народа…

Ко мне подошел кот и потерся об ногу.

— А почему ты спросил, Андрей?

— Видишь ли, в чем дело… народ, время и традиции, которые тебе так интересны, — седая старина. Эпоха суровая и жестокая. Не могут ли к вам тянуться люди, которых интересует именно жестокость? Которые хотят как бы самореализоваться в атмосфере брутальности и жестокости?

— Вот вопрос! — сказал Игорь-Харольд и почесал бороду. — Даже и не знаю, как на него ответить. Во-первых, я не согласен с тобой, что эпоха была какой-то особенно жестокой. Суровой? Да, суровой. Но не более жестокой, чем сегодня… поверь на слово. Что же касается самореализации в жестокости, то это ерунда. Мы же все-таки ИГРАЕМ в викингов. Да, мы устраиваем «сражения», но самое страшное, что случается с участниками — синяки.