Книга Растерзанное сердце - Питер Робинсон

В дальнем конце деревенского луга, между старой гостиницей «Бургундия» и темной приземистой методистской церковью, узенькая дорожка бежала вниз, к заросшему деревьями ручейку. По обеим его сторонам чередующимися уступами поднимались коттеджики из известняка: когда-то здесь жили работники, трудившиеся на ферме. Бэнкс постоял перед последним домиком по левой стороне и прислушался: никаких признаков жизни — ни звуков, ни света. Занавески в нижнем этаже задернуты, но в верхнем — открыты, как и окна.

Наконец он постучал в дверь. Ответа не последовало, поэтому он постучался снова, на сей раз громче.

Когда ему уже стало казаться, что дом необитаем, дверь отворилась. На пороге стоял человек весьма необычной внешности. С первого взгляда трудно было определить, Гривз ли это, поскольку Бэнксу пришлось довольствоваться лишь старыми фотографиями «Мэд Хэттерс», когда Гривз был подающей надежды рок-звездой лет двадцати с небольшим. Теперь, подсчитал Бэнкс, ему должно быть под шестьдесят, но выглядел он куда старше. Сильно ссутулившийся, с обвисшим брюхом, он был одет в черную майку с изображением серебристого «харли-дэвидсона» и мешковатые джинсы; ни обуви, ни носков на нем не было. Глаза — опухшие и пустые, а иссохшая кожа — бледная и морщинистая. Он либо был лыс, либо регулярно брил голову, что еще больше подчеркивало его выпирающие скулы и пустоту глаз. Бэнксу он показался больным стариком; целые световые годы отделяли его от юного красавчика, которого обожали девушки и который некогда привел в движение механизм успеха «Мэд Хэттерс».

— Я ищу Вика Гривза, — объяснил Бэнкс.

— Сегодня его нет, — ответил незнакомец. Лицо его оставалось равнодушно застывшей маской.

— Вы уверены? — поинтересовался Бэнкс.

Казалось, этот вопрос озадачил старика и даже причинил ему некоторое страдание.

— Он мог бы тут быть. Мог бы, если бы не пытался вернуться домой. Но машина у него сломалась. Колеса не вертятся.

— Простите?

Внезапно старик улыбнулся, показав полный рот гнилых и сломанных зубов, и произнес:

— Он ко мне отношения не имеет.

Затем он повернулся и ушел в дом, оставив дверь нараспашку. В недоумении Бэнкс последовал за ним. Дверь вела прямо в гостиную, точно так же, как в собственном коттедже Бэнкса. Поскольку занавески были закрыты, нижний этаж окутывал полумрак, но даже при этом скудном освещении Бэнкс разглядел, что комната захламлена кипами книг, газет, журналов. В доме слабо попахивало прокисшим молоком и сыром, который слишком надолго вытащили из холодильника, однако с этим запахом смешивался другой, приятнее: оливкового масла, чеснока, каких-то пряных трав.

Бэнкс направился вслед за стариком в заднюю часть дома, которую занимала кухня, где сквозь замызганные окна проникало чуть больше света, потому что цветастые занавески были задернуты лишь наполовину. Внутри помещение оказалось аккуратным и безупречно чистым, все сковородки и кастрюли сияли на своих крючках, тарелки и чашки сверкали в застекленных буфетах. Возможно, у Гривза и были проблемы с душевным здоровьем — а Бэнкс был уверен, что перед ним все-таки именно Гривз, — но эти проблемы не мешали ему себя обслуживать, во всяком случае, он явно справлялся с этим лучше, чем большинство знакомых Бэнксу холостяков. Старик стоял к Бэнксу спиной, помешивая что-то в кастрюле на газовой плите.

— Вы Вик Гривз? — спросил Бэнкс.

Нет ответа.

— Слушайте, — произнес Бэнкс. — Я из полиции. Старший инспектор Бэнкс. Алан, меня зовут Алан. Мне нужно с вами поговорить. Вы Вик Гривз?

Старик повернул голову.

— Алан? — переспросил он, с любопытством глядя на Бэнкса. — Я не знаю никаких Аланов. Я тебя не знаю, ясно?

— Я вам только что объяснил: я сотрудник полиции. Нет, вы меня не знаете.

— Понимаешь, они ведь не собирались вырасти такими высокими, — сообщил старик, отворачиваясь к кастрюле. — Иногда дождь творит чудеса.

— Что?

— Склоны холма его пьют.

Бэнкс попытался расположиться так, чтобы видеть лицо собеседника. Когда тот снова повернул голову и увидел Бэнкса, на лице у него изобразилось удивление.

— Что ты тут делаешь? — спросил он, словно действительно забыл о присутствии Бэнкса.

— Я вам сказал. Я полицейский. Хочу задать вам несколько вопросов о Нике Барбере. Он ведь приходил сюда и разговаривал с вами, верно? Вы помните?

Старик покачал головой, и его лицо на мгновение опечалилось.

— Вик сегодня в лес пошел, — сообщил он.

— Вик Гривз в лесу? — переспросил Бэнкс. — В смысле… вы?

— Нет, — был ответ. — Знаешь, ему надо было добыть кое-какие штуки для похлебки. Иногда он там бывает, когда хорошая погода. Там спокойно. Ему нравится слушать птиц, смотреть на листья, на грибы.

— Вы живете здесь один?

Тот вздохнул:

— Я лишь прохожу мимо.

— Расскажите мне о Нике Барбере.

Старик прекратил помешивать в кастрюле и повернулся к Бэнксу; лицо у него по-прежнему было пустое, непроницаемое.

— Кто-то сюда приходил.

— Это верно. Его звали Ник Барбер. Когда он приходил? Вы помните?

Старик ничего не ответил, он просто самым возмутительным образом пялился на гостя. Бэнкса начинало серьезно беспокоить это приключение. Может быть, Гривз под наркотиками или еще под чем-нибудь в этом роде? А если он внезапно впадет в необузданную ярость? В пределах его досягаемости как раз очень удобная подставка с кухонными ножами.

— Послушайте, — сказал Бэнкс. — Ник Барбер мертв. Его кто-то убил. Вы что-нибудь помните из того, что он говорил?

— Вик сегодня в лес пошел, — повторил старик.

— Да, но я о том человеке, о Нике Барбере. О чем он вас спрашивал? О смерти Робина Мёрчента? О Свейнсвью-лодж?

Старик закрыл уши руками и опустил голову.

— Вик этого не может слышать, — заявил он. — Вик этого не станет слушать.

— Подумайте. Вы же, конечно, помните? Вы помните Свейнсвью-лодж?

Но Гривз только считал вслух:

— Раз, два, три, четыре, пять…

Бэнкс пытался говорить с ним, но счет лишь стал громче. В конце концов, отчаявшись, он повернулся и вышел. Придется сюда вернуться. Наверняка существует способ добиться от Вика Гривза вразумительного ответа.

Выехав из деревни, Бэнкс обогнал глянцевитый серебристый «мерседес», но не придал этому значения. По пути обратно в управление он все думал о странной беседе со странным человеком, и даже флойдовская «Я помню тот день» в динамиках не могла разогнать его мрачность.

— А вот и Кев. Что ты нарыл? — поинтересовалась Энни Кэббот, когда в самом начале дня запыленный и явно рассерженный сержант Темплтон дотащился до ее стола и плюхнулся в кресло для посетителей.