Книга Меморандум киллеров - Фридрих Незнанский

Ну а уж о том, что понятые сегодня — это платные помощники и осведомители сотрудников органов, и говорить не приходится. И так далее, в том же духе.

Что, разве не знал всего этого генерал Грязнов? Да знал, конечно. Но хотел верить, что все подобное может происходить в любом другом ведомстве, но только не у него, где работает народ честный, преданный делу и идее и за то вполне заслуженно получающий поощрения и награды. А как же иначе работать-то? Или — кому тогда еще можно верить?!

Ни для кого не являлось секретом, что складывающиеся порой сложные, а нередко и трагические ситуации подводили руководителей разных правоохранительных ведомств к тому, что без конца молчать было просто нельзя и уж тем более отрицать суть жалоб. И тогда по единичным случаям принимались жесткие меры. Да они, впрочем, принимались таким образом всегда, но именно — по единичным грубым нарушениям законности, а потому вроде бы и не типичным, как явление, в целом. И тогда начальственный гнев обрушивался на попавшегося с поличным, делались соответствующие административные выводы, виновного отдавали под суд — в назидание остальным. Но проходило время, и все стихало.

А то, что теперь попало в руки Грязнову, представляло такой шквал жалоб, от которых рукой не закроешься и не отмахнешься, оправдывая преступные нарушения законов в самих органах слабой юридической подготовкой кадров, нежеланием нормальной в нравственном отношении молодежи идти на службу в милицию и, напротив, захлестнувшим районные отделы потоком лимиты, обнаружившей, что милицейские погоны и дубинка дают ей безраздельное право распоряжаться судьбами людей по собственному усмотрению. Никакого открытия Америки здесь, естественно, нет, но ведь и от фактов не отмахнешься.

Да что «гут говорить? Погоня за «галочкой» в отчетах о проделанной на местах работе привела в конечном счете к фальсификации данных о раскрытии преступлений, и новый министр внутренних дел повел с этим «позорным явлением» решительную борьбу, максимально активизировав всякие «горячие линии», «телефоны доверия» и, соответственно, деятельность Главного управления собственной безопасности. А уж Игорю Константиновичу Ромадинову, генерал-лейтенанту милиции и начальнику ГУСБ, только волю дай, это известно. Мужик жесткий и не менее, кстати, решительный, чем сам министр. Но, видно, он тоже ждал «отмашки» сверху.

Работая в системе почти два десятка лет и, естественно, обладая обостренной интуицией, особенно в «коридорных интригах», Грязнов уже чувствовал и в отношении своего ведомства некие сменившиеся как бы настроения и даже отдельные опасные «телодвижения». И тут прямо-таки выручавшие иной раз «громкие успехи» сыщиков помогали как-то «выравнивать» ситуацию. Но только теперь он окончательно понял, что, сам того не зная, давно уже пребывал в глубокой заднице. Ведь тот милицейский беспредел, о котором без конца твердили все средства массовой информации, совершался практически на его глазах и, значит, попросту говоря, мог быть и санкционирован им. Короче, какой дурак поверит, что он в действительности ни сном ни духом? МУР — это же легенда! Это же — наше знамя! И уж если у них такое творится, то о чем вообще говорить, господа-граждане?!

Что сделал Грязнов? Он вызвал Межинова и устроил ему форменный разнос. Что сделано с жалобами населения? И вообще, где они все? Где регистрируется исполнение? Почему на стол начальника МУРа ложатся только письма с благодарностями от признательных граждан, которые — у Вячеслава Ивановича теперь просто нет сомнения — являются чистейшей фикцией, фальсификацией? Ну и так далее, в том же духе. И что ему на это мог ответить его заместитель? Да ничего, кроме неясного бормотания, Грязнов от него так и не услышал. И, в свою очередь, не преминул намекнуть «замечательному заместителю», что полковничью звезду на свой погон Сергей Сергеевич, кажется, получил рановато. Но такие ошибки, к счастью, поправимы.

Словом, буря разразилась.

Межинов чувствовал себя побитой собакой. Тут же примчавшийся Вадим Лыков, не собираясь защищать коллегу, тем не менее постарался смягчить начальственный гнев, сменить его если не на милость, то хотя бы на более нейтральную реакцию. Предложил даже провести отдельное расширенное совещание по данной проблеме, поскольку вопрос действительно давно назрел. Готов был даже сам стать основным докладчиком. Ну, говорить-то Вадька умеет, ему не занимать стать…

Вячеслав Иванович маленько стих, пообещав своим заместителям подумать.

И тут, совсем уже поздно вечером — Грязнов безуспешно пытался вызвонить Турецкого, чтобы поделиться с другом своими горестями, но нигде его не нашел, а мобильник почему-то все время был вне досягаемости, — к нему на Енисейскую неожиданно и без предупреждения нагрянули Денис с Филиппом Агеевым. И их короткая информация — просто информация, не больше, — стала окончательным и сокрушительным ударом для Вячеслава Ивановича. Она касалась конкретно того дела, которым не так давно занималась «Глория» и где одним из засветившихся персонажей оказался Вадим Лыков…

Не сдержался, значит, чертов Юрка, понял наконец Турецкий. Да оно, в общем-то, и мудрено выдержать такое. Тем более что и опасение Александра Борисовича едва не сбылось, о чем Юрка, конечно, промолчал, а вот Филипп сообщить не преминул — в порядке отчета. Но, с другой стороны, такая информация теперь давала возможность и Турецкому оправдаться перед другом. Видишь,» мол, теперь, Славка, насколько приходится быть предельно внимательным и осторожным, а информация все равно просачивается. Ну и так далее.

А вот Почему Грязнов вчера так и не смог дозвониться до Турецкого, на то тоже была важная причина. Рассказывать о ней Александр Борисович сейчас Вячеславу Ивановичу не собирался, поскольку был действительно занят. Он посетил одного своего знакомого, о котором, кстати, слышал и Славка, а если случайно и «пересекался», то даже и не знал, что заочно давно знаком. Человек этот, которого Турецкий звал просто Геной, являлся одним из главных действующих лиц в Службе собственной безопасности ФСБ. Вот Александр Борисович, предварительно, естественно, заручившись согласием, и отбыл в Южный округ столицы, где находилась конспиративная квартира Гены. И помимо других важных вопросов назвал ему Пашу Вострецова из УФСБ по Москве и области, а также Валеру Коныгина, ромадиновского заместителя в ГУСБ МВД, то есть тех, с кем сам встречался на вечеринках в МУРе. Гена обещал посмотреть и подумать. Вот пока и все, но и этого совсем немало. Правда, для Славки пока — слабое утешение. Однако как посмотреть, будущее покажет.

А что положение у Грязнова на сей момент действительно аховое, это понятно. Просто так, по собственному капризу, покаянные заявления начальству не пишут…

Но как-то ж все равно надо было выводить его из этого пришибленного состояния. Александр Борисович знал только один реальный способ, причем безотказный во всех случаях жизни, — вышибать клин клином. И пока Славка печально излагал свои ближайшие перспективы, Турецкий как-то невольно вернулся к одной своей идее, которая недавно мелькнула у него, но чуть было не угодила в корзинку для мусора. Она показалась тогда настолько абсурдной по сути своей, что он… действительно едва не отбросил ее. А не отбросив, — по устойчивой привычке додумывать до конца любые мысли, подсказанные интуицией, — теперь и сам удивился ее неожиданной смелости. Нет, не так уж она и абсурдна, оказывается… Но ее нужно не столько обдумывать, сколько обговаривать, вот в чем дело. И, естественно, не с собой и не только с тем же Славкой, который пребывал теперь уже в расстроенных чувствах и полной растерянности.