Книга Орел приземлился - Джек Хиггинс

— Прости меня, но я так боялась, а потом все это… — она показала на машины. — Что это значит?

— Тебя это не касается, — грубо ответил он. — Что до меня, то ты можешь убираться сию минуту. Хочешь донести на меня полиции — ну, делай, как считаешь нужным.

Она уставилась на него широко открытыми глазами, что-то беззвучно шепча.

— Иди — сказал Девлин, — если это то, что ты хочешь. Убирайся!

Молли бросилась ему на шею, обливаясь слезами:

— Не надо, Лайам, не прогоняй меня. Обещаю, больше ни одного вопроса, я не буду лезть в твои дела, только не прогоняй меня.

Так низко не опускался он никогда, и презрение, которое он чувствовал к себе, держа ее в объятиях, по своей силе было почти физическим. И оно сработало. Молли не доставит ему больше неприятностей, в этом он был уверен.

Девлин поцеловал ее в лоб:

— Ты замерзла. Ступай в дом и разведи огонь, я приду через несколько минут.

Она вопросительно посмотрела на него и пошла в дом. Вздохнув, Девлин взял из «джипа» бутылку виски и сделал большой глоток.

— За тебя, Лайам, старина, — сказал он с бесконечной грустью.

* * *

В крошечной операционной клиники в Астоне Бен Гарвальд лежал на столе с закрытыми глазами. Рубен стоял рядом, пока Дас, высокий, мертвенно-бледный индиец в безукоризненно белом халате, резал хирургическими ножницами брючину.

— Плохо? — спросил его дрожащим голосом Рубен.

— Да, очень плохо, — спокойно подтвердил Дас. — Ему нужен первоклассный хирург, если не хочет остаться инвалидом. К тому же есть опасность сепсиса.

— Слушай, ты, чертов цветной ублюдок, — сказал Бен Гарвальд, открывая глаза. — На твоей нарядной медной вывеске у двери сказано терапевт-хирург, так?

— Это правда, мистер Гарвальд, — спокойно ответил Дас. — У меня дипломы Бомбейского и Лондонского университетов, но дело не в этом. В данном случае нужны специальные ассистенты.

Гарвальд оперся на локоть. Боль была сильной, и по лицу его тек пот.

— Слушай меня внимательно. Три месяца назад здесь умерла девушка. Закон назвал бы причину — нелегальная операция. Я знаю об этом и о многом другом. Достаточно, чтобы засадить тебя не меньше чем на семь лет, так что, если не хочешь, чтобы сюда пришла полиция, давай шевелись.

Казалось, Даса эти слова совсем не обеспокоили.

— Очень хорошо, мистер Гарвальд, вы берете на себя ответственность. Мне придется дать вам анестезию. Понятно?

— Давай мне все, что хочешь, только делай что-нибудь.

Гарвальд закрыл глаза. Дас открыл шкафчик, взял из него марлевую повязку и бутылку хлороформа. Рубену он сказал:

— Придется вам помогать. Подливайте по капле хлороформ на подушечку, когда я буду говорить вам. Справитесь?

Рубен кивнул, слишком взволнованный, чтобы ответить.

Глава 12

На следующее утро, когда Девлин подъехал к дому Джоанны Грей, дождь все еще лил. Оставив мотоцикл у гаража, Девлин подошел к черному ходу. Джоанна открыла дверь сразу же и буквально втянула его внутрь. Она была еще в халате, лицо напряженное и обеспокоенное.

— Слава богу, Лайам. — Джоанна взяла его лицо в обе руки и потрясла. — Я почти не спала. В пять встала и пью то виски, то чай. Дьявольская смесь для такого раннего утра. — Она горячо поцеловала его. — Ну, мошенник, приятно видеть вас.

Собака отчаянно виляла хвостом, стремясь пролезть между ними. Джоанна Грей занялась готовкой, а Девлин встал перед огнем.

— Ну, как прошло? — спросила она.

— Нормально.

Он нарочно отвечал уклончиво, потому что весьма возможно ей не очень понравилось бы, как он провел дело.

Удивившись его ответу, Джоанна повернулась к нему:

— Они ничего не пытались сделать?

— Конечно, пытались. Но я убедил их, что не стоит.

— Стрельба была?

— Не потребовалось, — спокойно сказал он. — Одного взгляда на мой маузер оказалось достаточно. Английское преступное братство непривычно к огнестрельному оружию. В их стиле предпочитать бритвы.

Джоанна поставила на стол чай.

— Господи, англичане. Иногда они приводят меня в отчаяние.

— Я выпью за это, несмотря на ранний час. Где виски?

Джоанна принесла бутылку и два стакана.

— Конечно, позор пить в это время суток, но я вам составлю компанию. Что теперь делать?

— Ждать, — сказал Девлин, — мне нужно привести в порядок «джип» и все остальное. Вам придется выжать из сэра Генри все, что можно, до последнего. А вместе мы можем от нетерпения только кусать ногти на протяжении шести дней.

— Не знаю, — сказала она. — Мы всегда можем пожелать себе удачи. — Она подняла свой стакан: — Благослови вас бог, Лайам, и пошли вам долгую жизнь.

— И вас, любовь моя.

Она подняла стакан и выпила. А Девлину вдруг показалось, что внутри его повернули нож. В этот момент он отчетливо увидел, что вся эта чертова операция пойдет сикось-накось.

* * *

Очередной уик-энд совпал у Памелы Верекер с отпуском, который дали ей на тридцать шесть часов. Она освободилась с дежурства в семь утра, брат заехал за ней на машине в Пэнгборн. Приехав в дом священника, она поскорее сняла форму и надела галифе и свитер.

Несмотря на короткую передышку, позволившую ей отключиться от действительности — работы на базе тяжелых бомбардировщиков, она чувствовала себя раздраженной и очень усталой. После ленча Памела проехала шесть миль вдоль берега на велосипеде до фермы Мелтам Вейл, где арендатор, один из прихожан Верекера, держал трехлетнего жеребца, которому необходима была объездка.

Оказавшись за дюнами позади фермы, Памела пустила жеребца и поскакала по петляющей тропинке в зарослях утесника, взбираясь на высокую опушку леса. Она испытывала опьяняющее чувство, дождь бил в лицо, и на некоторое время Памела как бы вновь очутилась в другом, безопасном мире, мире ее детства, который окончился в четыре сорок пять утра первого сентября 1939 г., когда южная группировка армии генерала Герда фон Рунштедта вторглась в Польшу.

Памела въехала в лес по старой лесной дороге, жеребец замедлил шаг, приближаясь к вершине холма. Впереди дорогу преграждала упавшая от ветра сосна. Препятствие было невысоким, фута три, и молодой конь легко перепрыгнул его. Вдруг из зарослей справа навстречу Памеле поднялась фигура. Жеребец бросился в сторону. Ноги Памелы выскользнули из стремян, и она свалилась на бок. Куст рододендрона самортизировал ее падение, но на мгновение у нее перехватило дух, и она лежала, хватая воздух. Вокруг слышались голоса.

— Ну и идиот ты, Круковски, — сказал кто-то, — ты что хотел сделать, убить ее.