Книга Записки следователя - Лев Романович Шейнин

в большую, убого обставленную комнату и просила обождать. Сидя здесь, мы слышали, как она будила в соседней комнате дочь:

– Зоинька, вставай. К тебе какие-то люди приехали.

– Кто приехал, мама, зачем?

– Не знаю, Зоинька, вставай, дожидаются.

– Ну пусть ждут, сейчас оденусь.

Через несколько минут вышла высокая девушка со спокойным выражением немного надменного лица.

– Вы Зоя Чернова?

– Да, я. А в чем дело?

– Дело в том, что пропала Нелли Жукова, ваша подруга. Вы не знаете, где она?

– Как – Нелли пропала? Да ведь я ее сегодня видела. Она была у меня и вечером ушла куда-то, кажется на свидание…

Все это произносилось с тем же спокойным выражением лица, тоном легкого недоумения. При этом Зоя смотрела прямо нам в лицо большими темными глазами. Она была прекрасно сложена, модно подстрижена и кокетливо куталась в домашний халатик. Слова выговаривала отчетливо, медленно, слегка нараспев.

В этот момент в соседней комнате раздался мужской отрывистый кашель. Потом кто-то долго и протяжно зевал, потягивался, крякал, и наконец в дверях появилась грузная фигура пожилого рыжеволосого человека с отекшим лицом и мясистым красным носом.

Увидев нас, мужчина неодобрительно нахмурился и сипловатым басом спросил:

– А вы кто такие будете?

Узнав, что мы из прокуратуры и угрозыска и что мы явились к Зое Черновой, он переменил тон и сразу заговорил:

– Так что прошу иметь в виду, я ей не отец, а отчим буду. Я за нее не отвечаю ни в каком разе. Я с ее матерью – моей супругой – сколько раз говорил: не доведет нас Зойка до добра. У ней все хаханьки да хиханьки на уме, а к родителям почтения нету.

Зоя недобро взглянула на отчима, презрительно усмехнулась и заявила:

– Вы-то чего обрадовались? Кажется, я ничего такого не сделала, а вы уж от меня отказываться торопитесь. И кроме того, вас ведь товарищи и не спрашивают.

– Вот-вот, видите, товарищи агенты, – поспешил рыжий, – видите, какой норов, так и чешет, так и чешет. То есть прямо слова сказать не даст.

Нам надоели его излияния, и мы попросили Зою выйти с нами в другую комнату.

– Мы все уже знаем, – обратился я к ней, – Зина во всем призналась. Давайте пойдем на чердак, осмотрим труп.

Зоя побледнела, закусила нижнюю губу. Я с интересом наблюдал за нею. Она молчала несколько минут, раздумывая о чем-то, и наконец сказала:

– Вот мне и урок – никогда с дурами не связываться. А еще тоже договор подписывала. Ну что ж, пойдемте.

При свете карманных фонарей мы полезли на чердак. Зоя молча указала на место, где был спрятан труп, помогла нам вытащить его из-под балки. Она и тут сохраняла внешнее спокойствие, хотя и куталась нервно в платок.

– Чернова, а где одежда покойной?

– У меня в комоде спрятана.

Мы снова спустились в квартиру, в комоде нашли платье и пальто Жуковой, аккуратно сложенные стопочкой. Там же, среди Зоиных дневников и фотографий, был найден любопытный договор. Договор этот был написан на листе плотной бумаги, на котором был нарисован череп и тщательно выписан лозунг: «Все за одного, один за всех».

Ниже было написано:

«Договор шайки мстителей. 6 августа 1928 года. Мы, члены шайки «Мститель», все клянемся своей кровью в том, что будем верно хранить нашу тайну, никогда не выдавать друг друга, ни при каких обстоятельствах. Кто нарушит данную клятву, пусть знает, что его ждет месть, заключающаяся в смерти. Наших жертв не щадить, ибо молчат только мертвые. Наш первый опыт должен совершиться до 1 сентября 1928 года. Добычу делить поровну. Нижеподписавшиеся члены шайки Клара, Жан, Лора, Жанна».

Все подписи на этом документе были сделаны кровью. Я прочел договор и спросил:

– Сколько вам лет, Чернова?

– Через месяц будет шестнадцать.

– Ну ладно. Одевайтесь, вы поедете с нами.

Зоя стала одеваться, привычно напудрилась, поцеловала мать и, не глядя на отчима, вышла вместе с нами.

Мы отвезли Зою в домзак (место предварительного заключения), сделали необходимые распоряжения о вскрытии трупа и поехали домой.

Было уже поздно, около трех часов ночи. Улицы были пустынны, давала о себе знать осенняя сырость. Укутавшись в пальто с поднятым воротником, я молчал. Я думал о Зое, об этом необычном деле, в котором детская романтика переплелась с патологической жестокостью и профессиональным спокойствием, о мотивах этого убийства.

– Что задумались, Лев Романович? – спросил вдруг начальник первой бригады угрозыска, сидевший рядом со мной. – Дельце-то сегодня не совсем обычное. А ведь Зоя держалась молодцом, не всякий «специалист» так сумеет. С характером, видно, девушка. А отчима заметили? Тоже, я вам доложу, фрукт. Одна физиономия чего стоит.

– Это верно, – ответил я, – насчет семейного очага дело у Зои, видно, обстояло неважно. Но ведь девочке шестнадцати лет еще полных нет. Откуда эта ранняя зрелость, этот уверенный тон, эти манеры? Ну ладно, разберемся, выясним.

Машина остановилась у моего дома. Я простился с товарищами и пошел к себе.

Утром следующего дня состоялся первый допрос. Зоя встретила меня легкой улыбкой, как старого знакомого.

Я решил беседовать с нею запросто, без излишней официальности. Объяснил ей, что она будет предана суду, что нам важно узнать всю правду, что всякие попытки ввести в заблуждение будут бессмысленны, потому что я все равно буду проверять ее показания, сопоставлять их с показаниями других.

Зоя слушала меня внимательно. Когда я закончил и предложил ей все рассказать по порядку, она сказала:

– Странно думать, что теперь я буду что-нибудь скрывать. Я, конечно, все вам расскажу. Я знаю, что представляю для суда большой интерес, что Я не обычная преступница. Ведь, наверно, в газетах будут много писать о нашем деле. Но я хочу, чтобы все сообщения в газеты по моему делу мне предварительно показывали.

– Ошибаетесь, Зоя, – ответил я. – Напрасно вы думаете, что вы и ваше преступление представляют такой исключительный интерес. Скажу вам откровенно, что героиней никто вас не считает и считать не станет. Что же касается газет, то вряд ли их будет интересовать ваше дело. Оно ни с какой стороны не любопытно и не показательно.

– Тогда зачем же вы интересовались подробностями? Убила, и кончено. Судите меня по закону.

– У меня служба такая, что я должен интересоваться подробностями. А лично меня, поверьте, они мало интересуют. Впрочем, если не хотите, можно закончить допрос. Решайте.

Зоя задумалась. Я понял, что она разочарована в своих ожиданиях. Ей бы больше улыбался «громкий процесс», газетные статьи, интервью, шум.

– Хорошо. Я буду вам все подробно писать. Только, если можно, лично.

– Пожалуйста.