Книга Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод

регулярно поставляемых в районы, также, по-видимому, благодаря добрым услугам начальника отдела снабжения.

Хаскелл мог сослаться на параграф 27 Рижского соглашения, в котором говорится, что АРА «не будет импортировать алкоголь при поставках гуманитарной помощи», однако в Риге Литвинов дал неофициальное согласие на импорт спиртных напитков для личного потребления работниками гуманитарной помощи. Присутствовавший при этом Кэрролл, должно быть, сразу оценил виртуозные дипломатические способности советского комиссара — позже он скажет в свою защиту: «Я весь ара, но наполовину ирландец».

Осенью Хаскелл приказал прекратить использование московского магазина для импорта спиртных напитков, которые он хотел исключить из бухгалтерии АРА, но в середине января что-то или кто-то сообщил полковнику о том, что эта практика продолжается. Он считал, что это, как он сказал Брауну, настолько сложная тема, что это создаст огромное количество проблем и замешательства, если какие-либо критики захотят извлечь из этого негативный капитал. Вы можете себе представить, что бы мы все почувствовали, прочитав однажды утром в нью-йоркских газетах, что ограниченный транспорт России использовался для доставки «выпивки» американским чиновникам по оказанию помощи в Москве, в то время как дети голодают в долине Волги, а у умирающих не хватало лекарств из-за нехватки транспортных средств.

В тот момент Хаскелл только что вызвал Кэрролла в свой офис и сказал ему, чтобы он продавал свой ром любым способом, кроме как через АРА. Однако было бы неплохо, если бы кто-то, приехавший из Лондона, пожелал принести бутылку для коллеги внутри, замечание, которое выдает шокирующее невежество директора относительно грандиозного потребления спиртных напитков, происходящего во всем российском подразделении. В любом случае, полковник потребовал, чтобы все дальнейшие заказы спиртных напитков из Лондона были отменены, и Браун полностью поддержал его.

Истории о подвигах Кэрролла, включая примечательное выступление во время рождественской «той исторической недели», не оставляют сомнений в том, что его участие в бизнесе импорта спиртных напитков было чем-то большим, чем просто проявлением вежливости по отношению к коллегам по оказанию помощи. Независимо от того, повлияло ли выпивка на его эффективность на работе, все видели, что он сдает. Митчелл совершенно неожиданно сообщил Брауну, что, к сожалению, вынужден сообщить, что Кэрролл сильно оступился, настолько сильно, что, когда в следующем месяце он уйдет в отпуск, у него не будет работы, на которую он мог бы вернуться. Будничный тон этого заявления указывает на то, что Митчелл считал такое наказание заслуженным, а это значит, что Кэрролл, должно быть, действительно достиг дна, потому что двое мужчин были лучшими друзьями.

Итак, дни Кэрролла в российской миссии были сочтены. Примерно в это же время, 9 марта, Гудрич прибыл в Москву с письмом, которое решило судьбу Лонергана. Гудрич — не случайно печально известный синекожий в глазах американского персонала — получил новую информацию во время своей остановки в Риге, которую он почувствовал настоятельную необходимость передать Гуверу, прежде чем возобновить свое путешествие. Оказалось, сообщил возмущенный губернатор, что Кэрролл тоже был замешан в этих рождественских попойках; на самом деле он выпил даже больше, чем неутолимый Лонерган, но сумел удержаться на ногах или, по крайней мере, в сознании, поскольку «казалось, что он способен нести более тяжелый груз, чем некоторые другие». Хаскелл по-прежнему понятия не имел о том, что произошло в его отсутствие на Рождество, Гудрич проинформировал шефа, и Куинн не чувствовал, что сможет довести это до сведения полковника после его возвращения в Москву из-за «своеобразной иерархии» в штаб-квартире.

Все это и многое другое Гудрич выяснил в Риге как у тамошних сотрудников АРА, так и у гуманитарных работников, которые недавно были в России. Что касается Лонергана, губернатор узнал, что он также виновен в том, что поддерживал незаконные отношения с русской женщиной, содержал ее в квартире недалеко от своей резиденции в АРА. Затем был случай с Сондерсом из Петрограда, который часто напивался и общался с проститутками в штаб-квартире АРА. Кроме того, Шеф должен знать, что один из солдат Хаскелла напился на вечеринке, устроенной Эйдуком, и попытался причинить физический вред профессору Кулиджу. Кроме того, он должен быть в курсе многочисленных слухов о том, что несколько сотрудников службы помощи были вовлечены в спекуляции.

Этот сборник откровений лег в основу официального меморандума специального следователя Гудрича председателю Гуверу — и это еще до того, как губернатор прибыл в Гоморру.

Без сомнения, Гудрич услышал достаточно, чтобы захотеть настаивать на отлучении от церкви Кэрролла, а также Лонергана, но он был избавлен от хлопот, прибыв в Москву через шесть дней после того, как начальник снабжения достиг конца пути. Хаскелл, Куинн и Митчелл обдумывали, как лучше понизить в должности или сместить своего своенравного коллегу, когда он сам решил проблему, открыто раскритиковав обращение директора с Эйдуком в присутствии сторонника армии. Этот человек обратился прямо к Хаскеллу, который «полностью взорвался» и сразу же уволил этого неподчиняющегося. Чтобы сделать это официальным, полковник издал Специальный меморандум № 66:

В связи с его неспособностью понимать обязанности, связанные с его должностью в штате Директора в России, и, кроме того, из-за сохраняющейся некомпетентности в ведении Отдела снабжения, несмотря на неоднократные сокращения объема его работы, г-н Филип Х. Кэрролл освобожден от дальнейших обязанностей в Американской администрации помощи в России и отправится первым попавшимся транспортом в Лондон.

Хотя к тому моменту все пришли к пониманию, что Кэрролл должен уйти, особенно строгая манера его увольнения ошеломила руководителей АРА. Митчелл написал Брауну, что формулировка приказа Хаскелла неприемлема и нельзя допустить, чтобы она испортила заслуживающий уважения послужной список Кэрролла в АРА. В письме Бейкеру в Нью-Йорк Браун подтвердил, что освобождение Кэрролла было оправданным, но, о Господи! это могло быть сделано совсем по-другому, учитывая прошлую службу и лояльность этого человека и экстраординарные условия начала работы, о которых мы говорили «до тошноты». Это похоже на случай двух несовместимых душ, которые не смогли сойтись вместе, учитывая этот фон; но к этому можно было подойти гораздо более великодушно и непредвзято.

Рикард назвал специальный меморандум Хаскелла «жестоким приказом», который затруднил бы АРА привлечение Кэрролла к работе в других подразделениях организации: «я не понимаю его душевного состояния, когда он публикует более или менее публичный документ такого рода».

Затем настала очередь Лонергана. Как только Гудрич представил цензорное письмо шефа, у Хаскелла не было выбора, кроме как уволить своего невоздержанного руководителя. Когда 12 марта Лонергану сообщили эту новость, он тяжело воспринял ее, особенно учитывая тот факт, что она была вызвана чем-то, что произошло двумя с половиной месяцами ранее и детали чего он, вероятно, мог припомнить лишь смутно. Оценка Митчелла заключалась в том, что Лонерган «привык периодически напиваться всю свою жизнь, и вина Хаскелла в том, что