Книга Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина

предполагаю, где могут быть твои родители. Ты ведь слышала, что куклы, которых мы за ними послали, не вернулись, да? – уточнила она, и я подтвердила кивком. – Так вот, я задержалась, потому что расследовала это происшествие. В общем, за нами, похоже, следили куклы Датура, и они отбили заложников. Видимо, просто на всякий случай, о тебе-то пока никто не знает, кроме Крокосмии и его банды, – уточнила она. И добавила радостно: – Так что сейчас мы отправляемся в Дурманный Лог! И вход в каверну как раз неподалёку от озера!

Лицо у неё буквально светилось от счастья, словно у ребёнка, перед которым вывалили мешок подарков.

– Это хорошо? – осторожно уточнила я.

«Это ужасно, – вздохнул Йен. – Датура – очень неудобные противники, особенно для Непентес. Но рискнуть стоит. Не хочу тебя запугивать, но не в правилах Датура подолгу содержать бесполезных заложников, а твои родители вряд ли понимают, кто и зачем их похитил, поэтому доказать свою полезность не смогут».

Я сглотнула, стараясь не концентрироваться на нехороших предчувствиях. «Подолгу» – понятие растяжимое, это ведь не несколько часов…

– Йен не против прогулки, – вслух заявила я с искусственной бравадой. – Два из трёх – за. Салли, ты что думаешь? – она не ответила. – Салли? – позвала я, ощущая новый приступ тревоги. – Ты в порядке? Или обиделась из-за того, что мы смеялись? Если да, я…

«Нет, – быстро откликнулась она. И повторила: – Нет. Дурманный Лог – плохое место. Очень плохое. Но…»

И Салли интригующе замолчала. Тильда тоже замерла, подперев подбородок; если ей и было любопытно, о чём мы спорим, то она это никак не показывала.

– Но – что? – осторожно уточнила я. – Салли, если ты не скажешь сама – я никогда не пойму. Люди общаются словами, знаешь ли, а не догадками.

«Ты меня любишь?» – спросила она вдруг.

Меня как холодной водой окатило.

– Конечно, люблю, – пробормотала я, откидываясь на спинку, и сконфуженно взболтала остатки глинтвейна в бокале. – Мы же с тобой столько лет вместе.

«Ты только меня любишь? Не всех, которые как я?» – с непонятной ревностью уточнила она.

Ситуация становилась всё запутаннее.

– Да я их и не знаю – с чего бы мне их любить? Заканчивай с самокопаниями, ладно? – взмолилась я. – Мы же договорились, что ты – моя сестричка, правильно? Единственная и неповторимая. И любимая, конечно. Идёт?

Не знаю почему, но эти слова, наполовину шуточные, её мгновенно успокоили.

«Договорились, – подтвердила она. И радостно добавила: – А тех, кто против, я убью! Мы убьём, да?»

…Кое-что в ней не менялось. И это, пожалуй, было даже мило.

Выдвигаться мы решили не мешкая. На всякий случай Тильда связалась по своим каналам с надёжными людьми и попросила сообщать ей новости, если появится что-то интересное. Пока же в эфире стояла подозрительная тишина – Крокосмия как сквозь землю провалился, о Хорхе до сих пор ничего не было слышно, и Розы тоже хранили молчание, хотя кое-кто поговаривал, что Флёр разослала посланников во все значимые семьи Запретного Сада.

«Обычно так поступают перед большими собраниями, – задумчиво произнёс Йен. – И есть у меня мысль, что за этим может стоять, но пока воздержусь от предположений. Главное, что Хорхе, похоже, ещё жив. Смерть садовника – слишком заметное событие, Розы не позволили бы замять его. Вопрос в том, как они поступят и чью сторону примут…»

– Думаешь, у нас есть шансы? – пробормотала я, занимая место рядом с Тильдой.

Для путешествия мы опять выбрали скоростной поезд – забавно, что чародеи при всём их высокомерном отношении к простым смертным не стеснялись пользоваться достижениями человеческой цивилизации.

– Конечно, есть! – уверенно ответила она.

«У нас есть время, – сказал Йен. – Если я сумею вернуть себе тело, то баланс сил изменится. Никто не посмеет открыто выступать против самого могущественного чародея».

Звучит-то хорошо, но верится с трудом. Во-первых, Крокосмия – явно ненормальный, он может и рискнуть; во-вторых, в прошлом Запретный Сад уже объединялся против этого «самого могущественного чародея», и даже условное бессмертие их не смутило.

От Йена эхом долетело глухое раздражение – но только не из-за меня, а из-за чего-то очень личного.

«Тогда я совершил фатальную ошибку, – ответил он коротко. – И, по большому счёту, у меня не было особых причин, чтобы стремиться к победе».

Но сейчас они внезапно появились, да? Если ты про месть, то смею напомнить, что мстители обычно плохо кончают, половина классической литературы именно об этом.

«А если я скажу, что дело не в мести, и я готов перевернуть мир только ради тебя?» – вкрадчиво спросил Йен, и у меня мурашки по спине пробежали.

Вот ведь… донжуан.

– У тебя лицо красное, – внезапно сказала Тильда.

Я очень хотела провалиться сквозь землю, но технически это было невозможно.

Прежде Йен уже упоминал, что Датура – неприятные противники, да и Хорхе явно их недолюбливал, но ничего конкретного о них мне не говорили. Тильда же перед вторжением на вражескую территорию провела короткий инструктаж, вот только новые знания были не из тех, что приносят удовольствие. Если в клан Непентес принимали каждого, кто к ним стучался, обучали новичков и охотно помогали им изменять тела, то Датура были именно семьёй, довольно замкнутой, в которой почти все были связаны кровными узами. Властвовали у них женщины, мужчин приводили неохотно и редко, браки одобрялись лично матерью клана, детей воспитывали все вместе. Название семьи означало «дурман» – и в полной мере отражало стилистику чар. Ловушки, обман, хитрости и подлости, манипуляция снами и игра на подсознательных желаниях – кошмар для сильных и прямолинейных бойцов, особенно для тех, кто привык идти напролом.

Во главе семьи сейчас стояла Франческа Датура, «госпожа Фра», как её называли в Запретном Саду. Её личной воспитанницей и преемницей была Николетт, которая и приходила тогда к Хорхе выяснять отношения.

«В идеале с этим кланом лучше не связываться вовсе, – заметил Йен. – Но если избежать этого не получается, единственный способ сократить ущерб – ударить прежде, чем начнут действовать их чары. Датура практически не вмешиваются в собственные тела, и убить их так же легко, как обычного человека, поэтому они часто водят с собой