Книга Свинцовая воля - Валерий Георгиевич Шарапов

траве пару метров, и высоко поднял руки.

– Сдаюсь, – крикнул он неожиданно тонким дрожащим голосом и жалобно попросил: – Не убива-айте-е!

Пальба стихла, но ненадолго: снизу от полуторки внезапно донесся прямо нечеловеческий рев, и следом за ним раздались непрерывные выстрелы, похожие на звуки детской трещотки, только во много раз громче и страшнее своим конечным результатом. Это стрелял из ручного пулемета Косьма. Он стоял, широко раскорячив тумбообразные ноги, и поливал свинцовым дождем склон, где застыл в скорбной позе Веретено, трусливо прикрывая обнаженную голову руками. В какой-то момент бандит дернулся от пули, пробившей его грудную клетку насквозь, выгнулся и упал на бок, но продолжал стрелять.

Пулемет заметно трясся в могучих руках бородатого исполина, посылая пули теперь уже в сторону милиционеров из группы Никишина, которые мигом попадали на землю, на мгновение затаились, а затем поползли назад, в укрытие, за высокие стебли полыни. Косьма немного повел раскаленным от непрерывного огня стволом вверх, на гребень насыпи, и пули стали вгрызаться в землю, выбивая в ней ямки, фонтанчики пыли и выдирая дерн, подкидывая его вверх на полметра.

– Всех положу! – орал разъяренный Косьма. – Век воли не видать!

У Семенова перед мысленным взором на миг вспыхнула недавняя картина с зарезанными милиционерами. Лежа на боку, он достал из кармана ручную гранату, сорвал чеку и, широко размахнувшись, бросил с высокой насыпи в Косьму. Оглушающе громко прогремел взрыв, у бандита оторвало правую ногу и вывернуло наружу синие, еще живые, продолжавшие шевелиться кишки. Ливера и Лиходея повалило взрывной волной, и они кулями покатились к подножию насыпи. Трое бандитов, которые бежали вниз, на полпути повернули вправо и со всех ног бросились по склону к видневшимся метрах в двухстах приречным кустам. Милиционеры мигом вскочили и бросились следом за ними с пронзительными криками:

– Стоять! Стрелять буду! Стоять, кому говорю!

Журавлев поднялся и, не сводя глаз с лежавшего навзничь Косьмы, быстро спустился, присел перед ним на корточки.

– Что, Косьма, – спросил он, искренне переживая, сочувствуя этому большому заблудившемуся по жизни человеку, и из уголка его глаза непроизвольно выжалась слезинка, – довоевался? На черта тебе это надо было?

У Косьмы неожиданно дрогнуло прикрытое правое веко, медленно приподнялось, и на Илью уставился начавший понемногу мутнеть темный зрачок. Он угадал своего спасителя, не далее как пару месяцев назад вытащившего его из воды, когда он раненый тонул. Тяжело ворочая языком, бандит совсем тихо произнес:

– Все-таки ты стукачом оказался, Илюха… Верное слово сказал Лиходей… Жалко, что я тебя тогда в подвале не придушил… Сейчас бы и сам был жив, и мои друзья по несчастью. Сволочь ты, Илюха… каких мало.

– Нет… ты погоди умирать, – обозлился Журавлев и затеребил его плечо. – Ты вначале меня выслушай, а уж потом… умирай. Я в отличие от тебя, Косьма, за трудовой народ готов своей жизнью пожертвовать. А ты за кого… смерть принял? За Ливера, которому наплевать на тебя и на других? Я хоть тогда буду знать, что жизнь не напрасно прожил, а вот ты?.. Ты для чего прожил, чего ты полезного советскому народу принес? А ведь баба твоя будет жить при коммунизме… с твоим же дитем. Разве ты им плохого желал? Чего молчишь?

Косьма слабо шевельнул пальцами рук, и замедленным движением глаз указал, чтобы Илья взял его руку в свою. Исполнив его немую просьбу, парень почувствовал, как бандит, – насколько у него еще оставалось сил, – сжал его ладонь. На лице бандита появилось что-то наподобие улыбки. Потом мышцы лица ослабли, и он умер, невидяще глядя куда-то в пространство перед собой.

Чуть помедлив, Илья положил свою ладонь на его лицо и легким движением вниз закрыл ему глаза.

«Покойся с миром», – невольно всплыла в голове давняя фраза, которую всегда говорила его мать на похоронах, когда умирал кто-нибудь из деревенских. Илья с протяжным вздохом поднял глаза и вдруг с изумлением увидел, что живой Ливер, припадая на левую развороченную в бедре ногу, бережно поддерживаемый под руку Лиходеем, уже подходит к машине.

– Стоять, стрелять буду! – ошалело заорал Журавлев, мигом сорвался с места, и побежал к ним, закинув ППШ за спину.

Держась двумя руками за дверной проем, Ливер с трудом забрался в кабину, закрыл дверь. Лиходей, уже занеся ногу на ступеньку с водительской стороны, оглянулся и, не целясь, два раза выстрелил в бегущего в их сторону Илью, громко крикнув:

– С самого начала я знал, что ты, падла, легавый! Надо было еще тогда тебя завалить!

Илья бежал, стиснув зубы, не проронив в ответ ни слова, желая лишь одного: чтобы машина не завелась. Поспешно выстрелив еще раз в его сторону, Лиходей проворно влез в кабину, завел мотор, и полуторка, переваливаясь с боку на бок на ухабах, быстро поехала по направлению к проселочной дороге через луг, держась едва приметной тропинки.

– О, черт! – взвыл Илья и, словно раненый волчонок, закружился на месте от бессилия. – Уедет ведь, сволочь! – застонал он и погрозил кулаками вслед уезжавшей машине, которая уже выбиралась к дороге: еще минута, и ее след простынет, и тогда ищи-свищи автомобиль в большом городе.

Вдруг что-то вспомнив, Журавлев торопливо побежал назад вверх по склону, клонясь вперед, цепляясь пальцами за сочную траву. Поднявшись на вершину, где проходила железнодорожная ветка отстойника, он бегом миновал раскуроченный обворованный бандитами вагон, направляясь вдоль путей к видневшемуся метрах в ста пятидесяти отсюда вагону-холодильнику. Возле него стоял впопыхах брошенный трехколесный мотоцикл «Урал» с ящиком для мороженого. Еще недавно, по всему видно, в него грузили коробки, а когда началась перестрелка, работники от греха подальше сбежали.

Илья с разбега прыгнул в седло, приподнявшись, всем телом налег на левую ногу, стоявшую на рычаге, мотор завелся.

– Эй, ты чего? – неожиданно окликнул его прятавшийся за коробками парень. Это был тот самый развозчик мороженого, которого они недавно видели со Шкетом возле Управления, когда гуляли по городу. Сейчас бандитов не было, и парень осмелел: – Это государственная собственность, ох, и попадет тебе за угон. – Но видя, что Журавлев его словам не внемлет, сразу перешел на угрожающий тон, нервно крикнул: – Оставь машину в покое!

– Скушай мороженку! – посоветовал Илья, заметно повеселевший оттого, что появилась надежда задержать воров и грабителей социалистической собственности, но прежде всего убийц и