Книга Три осколка луны - Аркадий Арно

поднялся, подошел к чердачному окну. За ним была ночь, и ветер гулял в ветвях многочисленных деревьев фруктового сада.

– Вот и нет больше Сани, – поделился с самим собой Скороходов. – Глупо как-то ушел. Нелепо.

Ева не вернулась. Ни через день, ни через неделю, хотя каждую минуту они ждали рева ее мотоцикла. Или, к примеру, того, что смеркается, они запивают домашним кальвадосом ужин, и вдруг лицо Евы вырастает за стеклом. Она смотрит на них, и в ее глазах – приговор.

Но их опасения не оправдались. Ева исчезла.

Когда солнце в очередной раз поднялось над Оленьим озером, рассыпав лучистое золото по большой весенней воде, Гордеев сказал:

– Я уезжаю. Не могу больше дожидаться светопреставления в четырех стенах вашего дома.

Скороходов и Алексей Погодин понимали – их соратник прав.

Уходящий в ночь поезд способен вырывать из общего хода времени и переместить в крохотное пространство, где нет ничего, кроме воспоминаний. Так и случилось с Петром Гордеевым в те самые минуты, когда состав качнулся, лязгнул и двинулся прочь со станции города Суров. На перроне вслед ему махали двое – пожилой и юноша: Скороходов и Алеша Погодин.

Темнота и мелькание огней в окнах привокзальных контор, пассажиры на перроне отрезали их от Гордеева.

Потом яркий диск луны побежал вслед за поездом. Кошмар, который никак не хотел отпускать его из своих цепких лап. Удар клинком. Пробуждение. Настороженный сосед-пенсионер. И вновь – торопливая, изменчивая луна.

Поезд увозил Гордеева в Предтеченск…

Эпилог

Прошло полтора года с тех пор, как он вернулся домой. Единственным известием, которое обрадовало его за это время, была информация в сводках центральных новостей о гибели мэра города Лощинска. Петр Гордеев не поленился узнать подробности трагедии. Мэр убился не один, а с начальником охраны и тремя деревенскими родственниками – бабкой и двумя кузенами. На горной дороге джип мэра попал под камнепад и сорвался в ущелье. Гордеев много раз представлял себе семейку отравителей, летящих в пропасть, но если бы он знал, как это было на самом деле!

Баба Нюра с мертвым, словно древний камень, лицом и хитрым прищуром сидела в дорогом салоне катившего по горной дороге джипа и рассказывала о редкой уральской траве – «черном шемгуре». О том, как неделями может наизнанку выворачивать несчастного, кому выпадет отведать злой отвар, прежде чем он умрет, и как хохотали два ее сына – Крикун и Драчун, и вторили им мэр Зубов и начальник охраны, тоже их дальний родственник. А в эту минуту тяжеленный валун, столетиями лежавший неподвижно, вдруг дрогнул и сорвался вниз; он подпрыгивал и летел будто по высчитанной траектории, а потом, точно пуля – спичечный коробок, сшиб черный джип в ущелье. Вопили оглушенные отравители и душегубы, липли к стеклам, вертелись и царапали салон, прежде чем упасть и сгореть в считаные минуты.

И все же эта новость тенью прошла в жизни Гордеева. Дома ли, ночью, на работе, на отдыхе, как сейчас, он думал о другом…

Близилась осень, которую так боготворил Петр. Он по-прежнему любил пикники, но больше его не привлекали большие компании. И знакомился он с людьми не так просто, как прежде. Особенно с женщинами…

С некоторых пор Петр Гордеев держался на пикниках особняком. Как правило, он бросал лагерь и друзей и таскался вокруг, в одиночку цепляя на джинсы колючки.

К нему не приставали. Все знали, что от Петра сбежала жена, была она красавицей, но с большим приветом. Говорят, актрисой, танцовщицей на льду. Некоторые утверждали, что их друг до сих пор хранит ее фотографию в рамке, где она сидит в плетеном кресле – в середине ледового поля. И вот однажды она пропала. Бросила дом и канула в никуда.

Женя Савин говорил: потому его друг и поседел. Правда, за спиной. Но ссориться с ним по этому поводу Петр не хотел.

Но было то, чего не знал даже Женя Савин: в доме, доставшемся Гордееву по наследству, на втором этаже, в бывшей спальне его жены, в запертом буфете хранилось три осколка луны – восковая голова женщины и две скрещенные, как у покойницы, восковые руки. Однажды похоронив их в этом буфете, Петр Гордеев боялся даже проезжать мимо того дома…

Нагулявшись по округе, Гордеев возвращался в лагерь. Отведав шашлыка и запив его вином, он подолгу лежал на покрывале и смотрел в небо. Слушал музыку, смех женщин, остроты Жени Савина, треск поленьев в мангале. Но теперь рядом с ним всегда покоился большой полевой бинокль, самый дорогой и «зоркий», какой бывает только у военных. Иногда он предлагал малознакомой женщине воспользоваться им. Она вежливо брала бинокль, прикладывала к глазам.

– Что вы видите? – спрашивал Гордеев.

– Воду, берег, – отзывалась женщина.

– И всего-то?

Она опускала бинокль.

– А что видите вы?

– Многое… Можно рассмотреть птичьи гнезда, сонных рыбаков на другом берегу. Как чайки на лету хватают рыбу с глади озера. А можно заметить то, чего не видят другие простым глазом, – усмехался Гордеев. – Например, как кто-то купается голышом. – И добавлял: – Прошу вас, верните мне бинокль.

Все так и случилось в тот августовский день накануне осени. Молодая женщина, которую звали Татьяной, еще более озадаченная, пожала плечами.

– Странный вы, – после короткого молчания проговорила она. – Все перечислили. Только о девушке забыли на том берегу.

Гордеев вспыхнул: он знал о байках Жени Савина. Тот шутил, что его друг и товарищ Петр пытается рассмотреть в полевой бинокль свою жену – там, где увидел ее в первый раз. – И она не одна, с ней молодой человек, – добавила Татьяна и протянула бинокль Гордееву. – Он тоже разглядывает нас в бинокль и даже машет рукой.

– Машет рукой? – спросил Гордеев. – Нам?!

Он взял бинокль, приложил к глазам, примерил оптику под себя.

Высохший осокорь; узловатый ствол, который не обхватить и трем здоровым мужчинам…

У основания мертвого дерева стояла девушка. И рядом с ней – молодой человек. Он смотрел в бинокль на их сторону озера и действительно махал рукой. Гордеев мог бы поклясться, что тот зовет именно его!

Петр опустил бинокль, растерянно улыбнулся:

– Вы правы. Девушка и молодой человек. Только не подумайте, что я чего-нибудь боюсь.

Татьяна пожала плечами, а Гордеев вновь поднес бинокль к глазам. Это был не мираж. На той стороне озера стояли Алексей Погодин и Ева.

Гордеев быстро поднялся, еще раз улыбнулся Татьяне. Глаза его бегали. Потом он сорвался с места…

– Здравствуйте, Петр Петрович. – Алексей сжал его руку, вытащил