Книга Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V - Алексей Ракитин

колледжа, по-видимому, около 22 часов или позже. Ему стало плохо ещё по прибытии в тюрьму, но теперь его совсем развезло. Толку от профессора оказалось мало, он чувствовал себя отвратительно, был неконтактен и, судя по всему, плохо понимал суть происходившего вокруг. Его состояние Эфраим Литтлфилд описал в таких выражениях: «Я увидел офицеров и других людей в дверях. Мистер Спарр сказал, что там был доктор Уэбстер, который был очень слаб. Я открыл дверь и увидел доктора Уэбстера с двумя мужчинами по бокам от него. Они все вошли. Доктор Уэбстер сказал мне, что они оторвали его от семьи, не позволив ему пожелать близким спокойной ночи. Они хотели пройти в лекционный зал; я отпер дверь. Он [т. е. профессор Уэбстер] казался очень взволнованным, сильно потел, не мог передвигать ноги; я думал, что его поддерживали все офицеры вместе. (…) Он взял стакан в водой в руку и сделал движение, чтобы выпить, как будто хватался за нее, как сумасшедший; он не пил её. Офицер держал для него [стакан], и когда он набрал воды в рот, казалось, что он вот-вот задохнется.»[12]

Содержательного разговора с профессором не получилось, тот едва стоял на ногах, при первой же возможности опускался на стул, и не понимал обращенных к нему вопросов. Маршал Тьюки, явно раздраженный невозможностью поговорить с Уэбстером по существу возникшей проблемы, распорядился вернуть последнего в городскую тюрьмы на Леверетт-стрит (Leverett street), дабы позже допросить профессора там.

Коронер Джайбез Прэтт (Jabez Pratt), присутствовавший в Медицинском колледже уже несколько часов, вплоть до позднего вечера 30 ноября, по здравому размышлению решил, что помещения, закрепленные за профессором Уэбстером, должны рассматриваться как место преступления, а потому нуждаются в тщательном обыске. Который, разумеется, лучше всего проводить при естественном освещении. Поскольку время уже перевалило за 10 часов вечера и за окном царила полнейшая темень, коронер предложил прекратить все следственные действия, оставить помещения на ночь под охраной полиции и завтра с утра приступить к методичной работе.

Присутствовавшие согласились с этим предложением. Фрагменты человеческого тела, извлеченные из ассенизационной камеры, были оставлены в уборной до утра, помещения профессора Уэбстера заперты и опечатаны, а возле входов в них выставлены посты полиции.

После этого присутствовавшие разошлись, но для полиции день на этом отнюдь не закончился. Маршал Тьюки отправился в городскую тюрьму, он всё ещё лелеял надежду поговорить с профессором Уэбстером и получить от него хоть какие-то разъяснения по поводу сделанных в его помещениях находок. Но в тюремном здании Уэбстеру стало совсем плохо — он сначала лёг на стоявшие у стены стулья, затем упал на пол, попросил воды, но не смог пить, речь его сделалась сбивчивой и невнятной, он обильно потел. Сопровождавшие его полицейские были удивлены стремительностью происходившей на глазах перемены, в течение буквально четверти часа превратившей лощёного джентльмена в безвольного паникёра. Полицейские посоветовали Уэбстеру подумать о вызове адвоката, но профессор плаксиво промямлил в ответ, что хочет видеть только родного отца.

Некоторое время полицейские игнорировали необычное поведение задержанного, считая, что тот скоро успокоится и возьмёт себя в руки. Однако затем они решили пригласить полицейского врача Мартина Гея (Martin Gay), как раз находившегося тогда в здании. Доктор явился, осмотрел профессора… поговорил с ним… ничего не понял… но в это время профессор Уэбстер испражнился в собственные штаны [извините автора за натурализм, но всё так и происходило!]. Доктор Гей, крайне озадаченный тем, что творилось с уважаемым членом бостонского общества, решил вызвать в тюрьму коронера Джайбеза Прэтта, так сказать, от греха подальше, пусть коронер сам станет свидетелем происходящего! А то уважаемый член общества умрёт в тюремных стенах и доказывай потом, что его никто не убивал…

Впоследствии коронер, появившийся в тюрьме уже глубокой ночью, в таких выражениях описал увиденное: «Мы дошли до конца коридора под тюремной канцелярией. Там находились доктор Мартин Гей, мистер Паркер и другие члены группы. Профессор Уэбстер лежал лицом вниз на койке, очевидно, в сильном расстройстве; доктор Гей пытался успокоить его чувства и просил подняться; профессор Уэбстер ответил, что он не в состоянии это сделать. Он был сильно взволнован, дрожал всем телом и восклицал: „Что будет с моей бедной семьей!“ Ему помогли подняться с койки и повели по лестнице; двое полицейских завели его наверх, он был почти беспомощен, или же [хотел казаться] таким. В тюремном кабинете он уселся на стул; думаю, он попросил воды и какой-то человек подал ему стакан; он был так взволнован, что не мог пить; он [не мог взять] стакан в руку.»[13]

В другом месте коронер Джайбез Прэтт с некоторой толикой брезгливости заметил, что профессор «не контролировал свой задний проход» и «не был похож ни на одного мужчину, виденного мною ранее». Эти уничижительные сентенции наглядно демонстрируют то, как окружающие воспринимали профессора Уэбстера в те вечерние и ночные часы — он казался им трусливым, малодушным и вздорным человечишкой, испугавшимся поездки в тюремный замок. Однако объективности ради следует отметить, что проявленная Джоном Уэбстером слабость являлась отнюдь не следствием деморализации! Дело заключалось в том, что профессор был отравлен, причём отравлен ядом очень опасным, и неизвестно как бы контролировал свой кишечник коронер Джайбез Прэтт, если бы только ему довелось оказаться на месте Уэбстера.

Пройдёт довольно много времени, прежде чем странные события вечера 30 ноября получат логичное объяснение, и в своём месте нам ещё придётся вернуться к анализу тяжёлой и даже мучительной сцены, разыгравшейся тогда в тюрьме на Леверетт-стрит. Пока же лишь следует отметить, что допрос профессора Джона Уэбстера тогда так и не состоялся по причине физиологической неспособности задержанного этот допрос перенести.

Что происходило далее?

В середине дня 1 декабря в химической лаборатории Медицинского колледжа собрались члены коронерского жюри, которым под руководством окружного коронера Джайбеза Прэтта предстояло провести тщательный осмотр помещения и в последующем вынести решение о сути тех манипуляций с неизвестным трупом, что происходили здесь и происходили ли таковые манипуляции здесь вообще. Присутствовали доктора Уинслоу Льюис (Winslow Lewis), Мартин Гей (Martin Gay), Джексон (C. T. Jackson), Джордж Гей (George H. Gay), Стоун (Stone) и Джелферсон Уэйман (Jelferson Wyman). Присутствовали также чины полиции, но их функции были сугубо техническими — они поднимали, переносили, открывали, закрывали, но сами никуда не лезли и в происходившее практически не вмешивались.

Внимание докторов сразу же привлекла тигельная печь, находившаяся в лаборатории, и произошло это по нескольким причинам. Во-первых, большая