Книга Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин

были признаны злостными, причем с каждым месяцем доля злостных дезертиров росла, составив в марте 16,6 %[937]. На Северо-Западе в этот критический месяц мягкость наказаний могла совершенно разболтать дисциплину в армии. Это и определило отнесение каждого шестого дезертира в разряд злостных.

Как было отмечено выше, окончание войны и демобилизация армии снизили общественную опасность дезертирства, и декретом ВЦИК и СНК от 2 февраля 1921 г. рассмотрение дел о дезертирстве, за исключением особо злостных случаев, было передано народным судам. ВРТ фронтов, армий и округов рассматривали лишь дела о дезертирстве в боевой обстановке, дезертирстве командиров, пособничестве и попустительстве со стороны ответственных должностных лиц, а также о побегах, отягощенных другими преступлениями: бандитизмом, изготовлением и распространением подложных документов и др.[938]

Алфавит уголовных дел Петроградского народного суда по делам о дезертирах содержит сведения о 4379 рассмотренных делах за май – декабрь 1921 г. В Псковской губернии проблема массового дезертирства оставалась по-прежнему актуальной, и в августе 1921 г. в Пскове и уездах были воссозданы «тройки» по борьбе с бандитизмом и дезертирством. 7 августа 1922 г. председатель Петроградского губернского суда по делам о дезертирах отметил, что «в округе Петрогубсовнарсуда борьба с дезертирством не закончена»[939]. В 1922 г. по 1726 делам (без данных за сентябрь) тем же судом было осуждено 660 дезертиров. Интересна их социальная стратификация: 277 рабочих, 274 крестьянина, 109 «остальных»[940]. К сентябрю 1922 г. в суде имелось также принятых еще с 1921 г., но не проведенных «по книгам настольного реестра и алфавита, то есть вовсе лежащих без движения…» 5400 дел о дезертирах[941].

Военные делегаты XI съезда РКП(б) (март – апрель 1922 г.) в постановлении по итогам своего совещания отмечали: «Последние статистические данные показывают угрожающее повышение дезертирства и других специальных воинских преступлений, каковое повышение заставляет забить тревогу и принять энергичные меры, могущие остановить указанный рост преступности, ведущей к постепенному разложению армии»[942]. Несмотря на преодоление дезертирства массового, проблема оставалась весьма актуальной и в мирное время. На II съезде работников особых отделов в 1925 г. отмечалось, что в РККА «развиваются демобилизационные настроения… поражает огромное количество дезертиров», дисциплина была крайне низка[943].

Глава 3. Дезертиры Красной армии

3.1. Основные причины дезертирства

Красная армия добровольческого периода не знала массового дезертирства, хотя нельзя не отметить низкий уровень дисциплины в ней, выражавшийся в том числе и в уходе из части. Петроградский окружной военный комиссар Б. П. Позерн в речи по случаю первой годовщины Красной Армии, в частности, говорил: «среди первых добровольческих революционных полков было мало чистых революционных бойцов и много темных подозрительных элементов»[944]. Н. Е. Какурин обрисовал социальный портрет красноармейца весны 1918 г. так: «Под видом добровольцев в Красную Армию вступало значительное количество деклассированного элемента, чуждого каких-либо высоких идейных побуждений и политической сознательности и смотревшего на войну как на источник личной наживы»[945]. Л. Д. Троцкий в речи на I Всероссийском съезде военных комиссаров 7 июня 1918 г. отметил, что надежды партии привлечь в добровольном порядке в армию лучшие силы трудового народа оправдались лишь частично: «…в Красной Армии очень много героических самоотверженных бойцов, но много элемента негодного – хулиганов, лодырей, отбросов»[946]. Об отсутствии дисциплины и порядка в красногвардейский период развития армии упоминал И. Т. Смилга[947]. Он же в 1920 г. характеризовал красноармейца добровольческого этапа строительства Красной армии как готового короткое время геройски драться до последнего на баррикадах, но совершенно неспособного к «…сколько-нибудь длительной, выдержанной регулярной борьбе»[948].

Выше мы уже описали, что проблема дезертирства в года Гражданской войны была во многом унаследована от Мировой войны, революционного 1917 года. Нужно также помнить, что за исключением компактных хронологических периодов исследуемые губернии не были полем решающих сражений 1918–1921 гг. Качественный состав воинского контингента был зачастую пропорционален важности фронта. Откровенно описал состояние красноармейских частей Петрограда в марте 1918 г. Г. С. Пухов: «В этих частях имели место партизанско-анархические настроения, делавшие их малонадежным защитником диктатуры пролетариата. Отсутствовала дисциплина, внутренний порядок. Развилась пьянка и картежная игра, были случаи невыполнения боевых приказов о выступлении на фронт»[949]. 11 июня 1918 г. в Гдове с постов снялась рота красноармейцев, отказавшихся исполнять чьи-либо приказы и выступивших с требованием уплаты жалования за месяц вперед. Местные жители, из которых и была укомплектована данная рота, заявили, что намерены служить лишь «до урожая», а после – разойдутся по домам, а «если советская власть будет описывать хлеб, то повернут штыки против нее»[950].

Применительно к первым месяцам после перехода к комплектованию Красной армии по системе воинской повинности мы вряд ли можем говорить о дезертирстве как о массовом явлении на Северо-Западе России. Первые призывы касались горожан-рабочих, сознательность которых находилась на гораздо более высоком уровне, нежели у жителей села. Последующие же мобилизации сделали понятия «крестьянин» и «дезертир» едва ли не синонимами. Тот факт, что массовое дезертирство в годы Гражданской войны было событием естественным для армии, состоящей из миллионов крестьян и рабочих, которые насильственно «вырывались из трудовой жизни и ставились в тяжелые, ненормальные условия воюющей армии», отражен в докладе Л. Д. Троцкого на VII Всероссийском съезде Советов в декабре 1919 г.[951]

В документах лета 1918 г. мы встречаем описания единичных случаев побега, большая часть их, видимо, просто не отложились в делопроизводственных материалах. В одной из сводок по Новгородской губернии от 23 июля 1918 г. приведен длинный список красноармейцев 2-й роты 1-го Старорусского красноармейского батальона, «уволенных ввиду расформирования их части и самовольного отсутствия»[952]. Для сведения объявлялось, что все перечисленные лица не подлежат приему ни в одно советское учреждение. В то же время в Ручьевской волости Порховского уезда крестьяне, недовольные учетом населения от 18 до 40 лет, арестовали волостной военкомат в полном составе. Они разгромили канцелярию военкомата и сожгли все дела и учетные книги[953]. В резолюции IV Холмского уездного съезда Советов (август 1918 г.) была подчеркнута необходимость проводить самую широкую агитацию в крестьянской среде о целях Красной армии и Гражданской войны и беспощадно бороться с дезертирами как с изменниками всего трудового народа[954]. В это же время военный комиссариат 2-го городского района Петрограда сообщил о побеге семи красноармейцев. «Узнав о возможности выступления на фронт», дезертировали также двенадцать человек из батальона связи[955].

Понятие «дезертир» в Гражданскую войну толковалось расширенно и включало в себя все формы уклонения от военной службы. Исследователь С. Н. Щеголихина подразделила эту массу на бежавших, уклонистов и