Книга Божьим промыслом. Стремена и шпоры - Борис Вячеславович Конофальский

class="p1">Уже было поздно, засиделся он, даже устал. Казалось, весь день ничего не делал, думал да разговаривал, но и это оказалось делом утомительным, особенно если всякий разговор требовал от него сосредоточенности и внимания, а иной раз и духовных усилий. Он уже хотел поехать к себе, но не смог, когда бросил взгляд в другой конец комнаты, где за другим столом рядом с лампой хмурился над бумагами Карл Брюнхвальд. Карл ни о чём не собирался просить Волкова, но тот и без этого чувствовал, что должен уделить своему начальнику штаба время, и не завтра, не когда-нибудь, а именно сейчас. И тогда генерал вздохнул и сделал знак стоящему в дверях Хенрику: придётся подождать. И произнёс:

— Карл, ну что там у вас?

Брюнхвальд сразу встал — нет, он точно ждал приглашения, — тотчас взял лампу, бумаги и подошёл к столу, за которым сидел генерал.

— Тут назрел вопрос про колодцы.

— Садитесь, Карл, — предлагает ему Волков, — а с колодцами… Берите воду за пределами нашего двора. В ближайших колодцах.

— Городские поднимут дай, — предупредил полковник, садясь напротив генерала.

— Поднимут… Пусть лают, — отвечал барон с пренебрежением. — А начнут кусаться… Выбивайте им зубы, Карл.

— Уже можно? — удивился Брюнхвальд.

— Судя по всему, Карл, судя по всему.

— Ну что ж, — полковник стал рассеяно перебирать свои бумаги, — значит, буду иметь в виду.

И в этих его словах генерал услышал обиду; да, его товарищ обижался на него, ведь за последние дни Волков почти не разговаривал с ним. С кем только ни шептался по углам, но своему настоящему товарищу и верному помощнику он не сказал о происходящем, о том, что он затеял, ни слова. Тот всё видел, но не говорил ничего. И, несмотря на поздний час, Волков рассказал Карлу и о Сыче, и о затее с турниром, и о том, как всё развивается, и к чему всё должно прийти. Брюнхвальд только глаза открывал всё шире и молчал всё это время, почти не находя слов, только к концу рассказа спросил:

— Отчего же вы мне ничего о том не говорили? Может, я чем-то смог бы помочь вам.

— Дело сие грязное, — отвечал генерал, морщась, — не хотел вас в него пачкать, тем более вы мне и так помогаете, взяв на себя все обязанности по гарнизону.

После чего воины проговорили, наверное, ещё час; Карл всё выспрашивал подробности свершённых дел, да и планы его интересовали. В общем, когда генерал рассказал всё товарищу, он уже так устал, что на дорогу к себе домой сил у него не осталось, и он улёгся в офицерской комнате на тощий тюфяк. Вспомнил молодость, но заснул сразу, как и бывало с ним в молодые годы.

Глава 30

Завтрак у офицеров был скромный: хлеб вчерашний, сыр не Бог весть какой, кровяная колбаса, кружка пива. Ни ветчины, ни яиц, ни мёда, молоко ещё не развозили, а кофе тут никто не пил; в общем, генерал не стал обременять своим присутствием и присутствием своей свиты офицерский бюджет и уехал к себе. Помыться, переодеться, поесть. И выпить кофе.

Барон с удовольствием поел окорока с горчицей, помылся, надел чистую одежду и уже потом уселся и выпил две чашки кофе. И всё время, пока его пил, думал о том, выполнил ли Гонзаго его просьбу. И, странное дело, теперь он почти не волновался, не переживал по этому поводу: ладно, будь что будет, даже если бандит и не сделает дела, сегодня ночью Нейман всё устроит. Денег, конечно, жаль. Денег всегда жаль. Он даже встал и с чашкой в руке подошёл к своему заветному ларцу, что стоял на комоде, такой чёрный, лакированный, красивый и крепкий даже на вид. Барон открыл ларец и понял, что денег у него осталось не так уж и много, едва ли там была тысяча талеров серебром. А золотых монет в отдельном месте ларца и вовсе не было. Да, это гарнизонное сидение обошлось ему недёшево. Конечно, после дела он напишет прошение казначею Его Высочества, но вот согласится ли принц погасить его траты? Ну, если его эпопея в Фёренбурге закончится благополучно… Если же нет…

Генерал допил кофе и выехал из дома, поехал в казармы, но уже на Колёсной улице, вдоль которой располагались конюшни, дворы коновалов и склады, ему и его людям пришлось остановиться. Вся улица была забита телегами с сеном, соломой и овсом в мешках, телеги заполоняли всю улицу так плотно, что людям, спешащим по своим делам, приходилось едва ли не протискаться между возов. А верхом отряду можно было проехать, но не без труда, не без ругани с местными.

— Эй, — окликнул фон Флюген одного возницу с ближайшей телеги, — а что вы тут устроили? Чего стоите?

— Не разгружают, — недовольно кричал ему в ответ кучер.

— Что? — не понял оруженосец Волкова. — Почему?

— Разбежался народ, на площадь все побежали слушать.

— А что слушать? — уточнял фон Готт.

— Да почём мне знать, — зло отвечал возница, — сам не знаю, вот, приехал утром, сено привёз, как договаривались, а хозяин ушёл на площадь, и работники с ним, вот и во всех местах так, никого не разгружают, никого никто не грузит, вот и стоим тут с утра.

«На площадь побежали? — генерал сразу стал думать. — Раз бюргер бросил зарабатывать своё серебро и ушёл с работы, значит, происходит нечто особенное, такое, что смогло оторвать его от его дел».

— Поедемте через проулок, — предложил Максимилиан. — Так тоже можно к казармам выехать.

Так они и поступили; хотя и там было тесно, но им всё-таки удалось добраться до площади, на которой находились казармы. Едва свернув на площадь, барон увидел людей, о которых вчера говорил Гонзаго. Да, два типа бездельничали прямо на углу, один в капюшоне, другой в небольшой шляпе. На самом деле их не так уж и сложно было выявить, мужички слонялись по улице от дома к дому. Барон даже удивился, как он не примечал их раньше. Он остановился и подозвал к себе Хенрика, и когда тот подъехал, он без всякого стеснения, не скрываясь, указал на людей хлыстом.

— Не те ли это мерзавцы, что вы видели тут вчера.

— Те, — сразу узнал первый оруженосец, едва взглянув