Книга Кусочек жизни. Рассказы, мемуары - Надежда Александровна Лохвицкая

Сразу заметила подавленное настроение в доме и спросила в чем дело.

Ларисе Петровне неловко было сказать правду — еще подумают, что она жмот и жалеет гостю тарелку супа. Поэтому отвечала неопределенно:

— Дела заботят. Вон и в Америке, говорят, кризис.

Гостья посмотрела на нее пристально и сказала:

— Дорогая Лариса Петровна. Америка Америкой, а я на вас давно удивляюсь. Так жить нельзя. Надо учиться у французов.

— Это сантимы считать? — презрительно поджала губы Лариса Петровна. — Ну, знаете ли, нам этому учиться уже поздно.

— Ну, как хотите, — обиделась гостья. — Вы видите, как я работаю. Я действительно сантимы откладываю. Еще лет пять побегаю, а там кусочек земли куплю. Еще побегаю — и домик поставлю. И будет мне под старость куда голову преклонить.

— Одни налоги все съедят, — крякнула из кухни Авдотья Ивановна.

— Ну, делайте, как хотите, — опять обиделась гостья. — Если вы считаете, что с вашей стороны самое правильное дармоедов принимать, так и продолжайте. Тогда и не охайте.

— Ну, что же вы так рассердились, — смутилась хозяйка. — Положение наше действительно очень трудное. Средства подходят к концу. Не идти же мне в фам де менаж.[91]

— Да никто и не возьмет, — успокоила гостья. — Еще Авдотью Ивановну куда-нибудь с грехом пополам можно было бы пристроить, ну, а вас…

— Так что же, прикажете умирать, что ли? — криво усмехнулась хозяйка.

— Нет, не умирать надо, а за ум взяться.

— А это что же значит? — с интересом осведомилась Лариса Петровна.

— Гнать их всех, вот что.

— Тоже выдумают, — презрительно усмехнулась вылезшая было из кухни Авдотья Ивановна, махнула рукой и ушла.

Однако беседа эта не прошла даром. Ларисе Петровне стали сплошь сниться худые сны. Авдотья Ивановна по собственному почину стала жарить котлеты на арашиде.

Гости, однако, приходили по-прежнему, занимали деньги и арашидом не брезговали.

Наконец, и Авдотье Ивановне приснился худой сон. Приснился покойный барин, который пришел весь в золоте и сказал: «Не есть тебе, дурища, жареных лещей».

Авдотья весь день плакала, а Лариса Петровна, не говоря ей ни слова, оделась и пошла к энергичной даме, что их уму-разуму учила.

Через два месяца они и переехали. Никому адреса не оставили — все, как научила энергичная дама.

Теперь, значит, будут жить, как француженки. Никаких гостей, никаких угощений. Как француженки.

Наняли дачку, в 12 километрах от Парижа. Сообщение неудобное — так спокойнее: если кто пронюхает — не зачастит.

Огородик, курочки, чистенько, уютно. И воздух дивный. Есть какая-то фабрика, но не так уж близко. Не коптит. Лесок недалеко. Наверное, грибы будут. Ежевика в овраге. Благодать.

Кое-какие деньжонки Лариса Петровна оставила в Париже, в банке. Авдотья Ивановна банкам не доверяла и замотала свои деньги в клубок шерсти — никто не додумается, и зарок дала — клубка не разматывать.

Зажили.

Комнатка Авдотьи Ивановны выходила в переулочек. Ларисы Петровны — в садик.

Только раз сидит Авдотья Ивановна у своего окошечка — хозяйка в лавку пошла. Сидит и видит: идут двое — дама и господин. Одеты простовато, оба в непромокайках. Идут и так симпатично на Авдотью Ивановну поглядывают. Поравнялись с окном — батюшки светы! — по-русски говорят.

Тут Авдотья Ивановна совсем из окна высунулась, а господин сказал:

— Виноват, пардон. Мне говорили, что здесь русские живут.

Поговорили минуты две и ушли.

Узнав об этой встрече, Лариса Петровна удовольствия не выразила.

— И к чему было признаваться? Ответила бы как-нибудь «нон, нон», они бы и сочли тебя за француженку. Бог их знает, что за люди. Не вышло бы опять вроде прежнего.

На следующий день новая знакомка проходила мимо одна, увидела Авдотью Ивановну, остановилась. Поболтали. Очень симпатичная. Муж служит на заводе, но жить трудно. Пока были деньги, все в долг давали, а теперь никто не возвращает и самим приходится в долги залезать. Беда!

Через два дня прибежала, запыхавшись:

— Дайте, ради бога, двадцать франков. Вы такая милая, родная душа. Только на три дня. В пятницу у нас получка, нам ведь только дотянуть.

Авдотья Ивановна полезла в кошелек, набрала 19 франков. Отдала. Симпатичная дама схватила деньги и убежала.

Вернулась с базара Лариса Петровна не одна. С ней пришла молодая дама, с которой встречались у общих знакомых. Дама очень деловая, так и трещит. Подзакусила, пожурила, зачем жарят телятину, куском — дорого стоит. Надо уметь во всем рассчитывать. Рассказала, что здесь в 2 километрах устраивается на реке маленький пляжик и она надумала открыть около этого пляжика кафе. Золотое дело. Теперь как раз ведет переговоры с хозяином бистро, у которого намерена нанять помещение и переделать.

Страшно энергичная была дама. Куда энергичнее той парижской. Размах, планы, идеи. Эта далеко пойдет.

И повадилась эта милая дама к ним заглядывать. И не то чтобы непременно к завтраку или к обеду. Просто приходила, когда придется. Ну ей подогревали что-нибудь, и то она всегда стеснялась, и протестовала, и журила, что неэкономно живут.

Подолгу иногда засиживалась и все что-то турчала Ларисе Петровне вполголоса. А когда Авдотья Ивановна входила — сейчас же начинала говорить громко и, по-видимому, не о том.

— Верно, сплетни какие-нибудь, — решила Авдотья Ивановна и все ждала, что хозяйка не утерпит и все ей расскажет.

Но хозяйка ничего не говорила. Озабоченная какая-то стала и рассеянная.

Авдотья Ивановна, впрочем, особенно над этим не задумывалась. У нее было над чем подумать.

Симпатичная дама, занявшая у нее 19 франков, прибежала к ней, как и обещала, в пятницу и отдала ей свой долг. Эдакая милочка! Авдотья Ивановна даже укоряла себя, что немножко сомневалась. Но часа через два, на обратном пути, симпатичная дама снова подошла к окошку и даже постучала по стеклу пальцами.

— Понимаете, какая вышла история, — сказала она. — Мне до зарезу нужно сегодня вечером сорок франков. Девятнадцать я вам отдала, так вот прибавьте к ним только двадцать один. Вечером муж придет с работы, и завтра утром я вам все верну. Можете мне верить.

Авдотья Ивановна вздохнула и пошла на кухню разматывать клубок.

Через три дня симпатичная дама проходила мимо, но к окну не подошла, а только покивала.

А через неделю подошла и попросила 60 франков, «для ровного счета». Сразу все и отдаст 5-го числа.

Авдотья Ивановна, хотя и не видела никакого неудобства в том, что счет неровный, однако как-то растерялась и пошла опять разматывать свой клубок. Но пока разматывала, ожесточилась сердцем и отделила только 30 франков.

— Простите, больше нету, да и то очень трудно.