Книга Ледяной рыбак - Тата Олейник

Жестоко.

Мы опустошили фляжку Ги, и тот напоследок еще раз горячо попросил меня взять на двадцатом грузоперевозки, не думать, — о чем тут думать, но прямо раз — и взять. Тем более, им учит Марен, хозяйка одного из здешних складов, прямо тут, в порту. Нужно ей понравиться, конфет, например, подарить, или рома — тогда за десять золотых она всему научит. Обещай, Нимис, что послушаешь моего совета!

Я пообещал — и серый ослик потрусил в сторону складов.

Глава 24

Двадцатый уровень я получил, вытаскивая из воды растопыренного огромноголового окуня с раздутыми угрожающе жабрами. Поток света отразился в мелкой ряби утреннего моря, перед глазами всплыли предлагаемые к изучению навыки. На пятнадцатом я выбрал «Настырность — пассивный навык. Увеличивает скорость роста всех сопротивлений в зависимости от показателя Стойкости». Может, когда-нибудь и пригодится, тут хотя бы понятно что к чему. Ну, относительно.

Но сейчас все три предлагаемых навыка не имели никаких описаний. «Куколки». «Узелки». «Следки».

Придется брать кота в мешке и наслаждаться его обладанием.

Подумав немного, выбрал «Узелки». Может, действительно узлы хорошо вязать смогу — морякам это нужно.

"Получен навык «Узелки» Получены способности «Узелок простой березовый». «Узелок одинарный ольховый» «Узелок плетеный рябинный» «Узелок скрытый лещинный».

Потыкал панельки способностей — все неактивны. Видимо, нужно иметь под рукой эти самые березы-рябины. Ладно, доберусь сегодня до рощи, проверим — уж березу я точно отличу от других деревьев. Хотя на рябине ягоды красные приметными корзинками висят — тоже, наверное, соображу, что это она. Тут сейчас восьмая луна, по нашему — август, кончается; в августе на рябине уже есть ягоды?

Все это время я вел идеально размеренную жизнь без волнений и приключений. Рыбалка, еда, сон, рыбалка. Иногда потрепаться с Лукасем или почитать газету. Мама сменила гнев на милость и раз в неделю присылала мне длинные обстоятельные письма. Мне кажется, что не видя меня в цифровом виде, она чуть выдохнула и теперь могла воображать, что я просто нахожусь где-то далеко на учебе, ну, или в больнице. Она писала, как она меня любит, чтобы я ничего не боялся, что мы всех победим и что деньги уже практически собраны, осталась пара подтверждений из самой клиники — и мы полетим в Сингапур. Я потихоньку отправил в медцентр письмо о том, что не надо меня размораживать ни в коем случае, а сам попытался убедить маму немножко нажать на тормоза.

«Мама, не сердись на меня, пожалуйста, но давай не будем спешить. Я очень хочу быть с вами, но, может, не будем пока рисковать? Ты не веришь, я знаю, но я здесь все ощущаю настоящим — а себя живым. Сейчас мы решим как переправить вас в большой город, я тоже туда приеду и будем там встречаться.»

Вообще я зря это все писал. Мамины письма стали суше и отстраненнее. Это были просто отчеты о домашних делах и моих медицинских перспективах. Один раз она написала «я не знаю, что в этой программе сохранило часть сознания моего сына и сохранило ли, но если ты все-таки как-то меня слышишь, Никки…»

Хуже вечера, чем после этого письма, у меня не было. Похоже, мама вообще не верит, что я — это я, а не какой-то хитрый искусственный интеллект, маскирующийся под ее ребенка. А если мама твердо во что-то решила не верить — ее не переубедишь. И, значит, она никогда не примет меня здесь, все мои мечты о том, что я стану богатым, и купим родителям капсулу — хотя бы одну, и у меня снова будет моя семья — безнадежны.

Пересекался еще пару раз с Ги Крысиным Королем — он уже поднял тридцатый, но потом еще недели две улаживал тут какие-то дела и ждал прямого рейсового корабля до Мантиса — такие заходили в порт Развила нечасто, раз за луну. Тут, правда, регулярно появлялись частные и клановые грузовозы — но с ними особо не договоришься, они пассажиров незнакомых не жалуют. Когда я предложил поехать зайцем, спрятавшись на палубе между бревен, выяснилось, что вне боя любой командир корабля перед отправлением даст команду вышвырнуть всех, кто не в списках команды и пассажиров, за борт, и даже если выйти из игры, войдя, ты обнаружишь себя бултыхающимся в море.

Я и провожал Ги: он предложил, а я согласился.

— Знаешь, — говорил он, стоя у трапа, по которому заносили какие-то последние тюки и мешки. — Ты тут тоже долго не задерживайся. Развил хороший город, но очень одинокий.

— В каком смысле?

— В смысле, что тут все временно. Начальный город, тут мало кто живет. А кто живет — те играют не в ширину, а в глубину.

— Я не понял.

— Играть можно, как я, как ты играем — всюду бегаем, все смотрим, всюду хотим. Ты же планируешь уехать туда, где богатые квесты и новые земли, и где все люди и самое интересное?

— Конечно.

— А есть те, кто играют иначе. Они едут в маленький город или вообще в глушь. Они там все впитывают в себя. Дружат с местными, каждый камень знают, каждую собаку. И для них тут все другое становится — новые задания, скрытые локации. Тайный мир. Альтраум очень велик в ширину, но глубина у него еще глубже, понятно, да? Но ты тут не задерживайся, пока молодой — нужно весь мир посмотреть, да? А мы с нашими уровнями тут — дети.

И Ги расхохотался, показывая, что шутит.

Перед отъездом он вручил мне пальму в большом горшке. Пальма значилась как «груз», в инвентарь не засунешь.

— Это был мой друг здесь. Теперь пусть твой будет.

Друга на аукцион нести было как-то неудобно, и я перепоручил пальму Лукасю, который немного поныл, что он тут поливать деревья не нанимался, но поставил пальму на видное место в коридоре перед самым большим окном и каждое утро протирал на ней самые пыльные ветки.

Разок я ходил в юго-западный квартал помогать в постройке Храма Трех Великих — проверить, что там с репутацией. Репутации не дали, так как в тот день требовалось носить тяжеленные камни, которые я и сдвинуть-то не смог. От Храма пока готова была только площадка-фундамент со ступенями, паперть, и на этой паперти сидели живописные нищие. Боги не разрешают гонять нищих от ступеней храмов, так что даже в столице на папертях голосят и канючат круглосуточно. Вопрос активности этих наглых попрошаек в местной газете обсуждался регулярно —