Книга На грани - Настасья Карпинская

– А это поможет? Я могу. Только учти, что слуха у меня нет никакого. И соседи начнут сбрасывать цветочные горшки в надежде меня заткнуть, – Господи, вот что за наказание. Глубоко вздыхаю, но улыбку сдержать не получается. Что ему ответить? Я не знаю. – Давай ключи от машины и иди домой грейся. Нос красный уже. Сам съезжу за новым аккумулятором, установлю его и ключи занесу.

– Денис, это лишнее… – хочу возмутиться, но Лавров забирает из моих рук ключи от Ниссана, закрывает капот и двери.

– Иди домой. Не мерзни. Я быстро.

Вот что я за дура такая? Стою возле окна и смотрю, как Лавров меняет аккумулятор в моей машине. А в душе уже расползается чувство благодарности и надежды. Идиотка, я круглая идиотка. Неосознанно прижимаю ладонь к своему животу. Вот, малыш, мамка у тебя влюбленная дура. Как когда-то сказал твой отец, отмороженная напрочь. Вот смотрю сейчас на Дениса и в голову лезут совсем бредовые мысли… Дурацкие женские глупые фантазии, как бы все могло у нас сложиться, если бы не было того вечера. Не было бы забытых часов. Не было бы всей той грязи между нами. Может, все бы у нас получилось? Но, увы, прошлое не вернуть и не переписать. Это никому не по силам. Раздается звук домофона, и я иду открывать. Через минуту Денис стоит уже у моей двери и протягивает ключи от машины.

– Аккумулятор новый поставил. Машину завел. Пусть немного поработает, прогреется. Старый в багажнике.

– Спасибо.

– До свидания, Ксюш.

– До свидания… – я закрываю дверь, а сердце готово выпрыгнуть из груди. Одному Богу известно, как же я по нему скучаю. Вот по такому: заботливому, теплому, родному. Скучаю по его юмору, пусть порой циничному и хамскому. Скучаю по нему, по его рукам, по его прикосновениям, по его голосу. Даже по его: «Нестерова, да ты охр*нела» я тоже скучаю. Я каждую ночь схожу с ума, желая оказаться рядом с ним. Вчера с тоской смотрела, как на прием к врачу в женской консультации женщины приходят со своими мужьями. Как мужчины прикладывают свои ладони к их животам и расплываются в глупой улыбке, чувствуя толчки своих малышей. Смотрела, умилялась и понимала, что у меня такого не будет…

Так… что-то меня понесло… Надо позвонить маме, сказать, что заеду завтра. Поужинать и ложиться спать.

Утром отправляюсь на работу. Сегодня в агентстве только до обеда. Накопившиеся выходные я так до конца и не использовала. Можно сказать, теперь растягиваю удовольствие, устраивая себе сокращенные дни. Перед праздником – самое то. До Нового года осталось всего две недели. Сегодня съезжу к маме, а завтра надо прогуляться по магазинам и прикупить подарки для мамы, Ники и Ольги. Может и коллегам какие сувениры прикуплю заодно.

Все вроде бы хорошо, только одно не дает мне покоя: пришло время сказать Лаврову о ребенке. А вот делать это мне очень не хотелось. Наверное, я зря переживаю. Ну скажу ему, что беременна. Может, наоборот, отстанет. Перестанет засыпать меня цветами, шоколадом, конфетами и прочей чепухой. Перестанет торчать под моими окнами. А я перестану смотреть тайком из окна на него, стоящего на морозе и под идущим снегом. А вот хочу ли я, чтобы он на самом деле от меня отстал? Хочу ли на самом деле, чтобы все это прекратилось?

Так или иначе, мне нужно ему сказать. Он – отец, и имеет право об этом знать. А вот, как он отреагирует – уже неважно. В любом случае, ребенок останется со мной.

После обеда я отправилась к маме. Она, как обычно, наготовила всяких вкусностей и упорно пыталась меня накормить, аргументируя тем, что мне надо кушать за двоих.

– Мам, я все понимаю. Но я так в пингвина превращусь. Все, не могу больше. Спасибо большое, – я отодвинула тарелку и откинулась на спинку стула, тяжело вздохнув. Мамина картошка по-французски – это, конечно, что-то, но вторая порция явно была лишней.

– Ты худенькая совсем. Особенно для женщины в положении, Ксюш. Надо больше кушать.

– Куда больше, мам? Мне уже начинает казаться, что я постоянно что-то жую.

– Это нормально. Я когда тобой ходила, без пачки печенья вообще никуда не выходила.

– Какой ужас, не рассказывай мне ничего, – я притворно возмутилась, и мы с мамой рассмеялись.

Вернувшись домой, я уютно устроилась на диване у телевизора. Завернулась в плед и поглощала мандарины под милую новогоднюю комедию. Наверное, надо уже и елку из гаража принести. Собрав кожуру от мандаринов, я столкнулась с проблемой: мусорный пакет был полон. Блин, забыла сегодня вынести. Завязав пакет и запахнув поплотнее халат, я вышла в подъезд, чтобы выкинуть все это безобразие в мусоропровод. Сделав два шага, замираю на месте. На площадке, прямо на полу, сидит Лавров. Это уже ни в какие ворота.

– Денис, это уже слишком. Зачем ходишь сюда? Ты дорогу домой забыл? – он поднимается. Устало смотрит в мои глаза и покачивает головой.

– Ноги сами несут к тебе.

– Лавров, не занимайся ерундой. Вид страдальца тебе не к лицу. Хватит.

– Что хватит, Ксюш? Приходить хватит? А не могу я по-другому. Сам все испортил. А как исправить, не знаю. Без тебя уже не могу. Хоть на стену лезь, хоть в запой уходи. Только не помогает, бл*ть, ничего! Все перепробовал.

– Поздно уже для таких слов.

– Поздно… – соглашается и, грустно ухмыляясь, качает головой. – Поздно все понял. Поздно во всем разобрался. Люблю я тебя, Ксюх, – я дышать перестаю от этих слов. Как удар в солнечное сплетение. Слезы собираются в уголках глаз, с силой зажмуриваю глаза.

– Серьезно? Слишком жестокая твоя любовь, Лавров. Боюсь, не вывезу, – от этих слов словно горечь на языке. Наверное, именно такая правда на вкус.

– Что хочешь со мной делай. Все отдам, все сделаю, Только скажи…– не хочу это слушать, перебиваю.

– Ничего мне от тебя не нужно. Придет время, сам убежишь. Убежишь, поджав хвост. Недолго ждать осталось.

– Ты о чем? – он смотрит на меня, не понимая смысла моих слов

– Неважно, – оставляю пакет с мусором у двери и захожу в квартиру, захлопывая перед ним дверь.

Его слова эхом раздаются в моей голове, причиняя почти физическую боль. Стою оглушенная в прихожей и боюсь даже двинуться с места. Слезы срываются с ресниц. Совсем недавно я мечтала услышать эти слова от него. А сейчас… Сейчас мучительно больно их слышать. Не нужны они уже. Сознание, словно в насмешку, подсовывает другие его слова: «Сладкая, жаль, что шл*шка… Раздевайся. Тр*хаться будем. На прощание…». И они никак не сочетаются с тем, что я слышала от него минуту назад. Сколько же в тебе сторон, Лавров? Какой из них мне верить? Смахиваю слезы, выдыхаю. Беру себя в руки и иду заваривать чай с ромашкой, который выпиваю почти залпом, предварительно разбавив прохладной водой.

Завтра. Я скажу ему все завтра. Врач сказала, что срок уже одиннадцать -двенадцать недель. Тянуть больше смысла нет. Зачем саму себя мучить этими глупыми встречами и нелепыми разговорами. Узнает, успокоится, а я … Я, наконец, буду учиться жить без него… Почему уверенна, что открестится от ребенка? Кобели, как Лавров, не утруждают себя такими обязательствами, как дети. Поэтому все предельно ясно…