Книга Талисман любви - Луанн Райс

– Разве ты не веришь в прощение? – спросила Мэй.

– Спроси меня об этом, – сказал Мартин, открыв дверь и холодно посмотрев ей в глаза, – когда что-то плохое случится с Кайли.

Он вошел в дом, оставив Мэй сзади. Слова Мартина потрясли ее до глубины души. Боль засела где-то у самого сердца. Проследовав за Мартином в дом, она огляделась. Тетушке Энид выделили одну из комнат для гостей; они с Кайли, должно быть, уже спят наверху. Комнаты Мартина были обставлены очень скудно, обустроены скорее как гостиничные номера, нежели величественный дом в Бостоне. В годы холостяцкой жизни его устраивало удобное кожаное кресло, в котором можно было полулежать, раскладной диван и несколько шкафов, полных хоккейных трофеев.

Мартин доверил Мэй переделать обстановку, разнести все на куски, делать все, что ей заблагорассудится. Но Мэй до сих пор даже еще не приступала к этой задаче. Причин было множество: она была слишком занята своей работой, надо было устроить Кайли в новую школу и помочь ей на первых порах. Сейчас же она почти физически ощущала, как давит на нее эта холостяцкая обстановка.

Мэй нашла Мартина на кухне. Он наливал себе стакан молока.

– Прости меня, – попросил он. – Мне не следовало говорить такие вещи о Кайли. Я этого не хотел.

– Я знаю.

– Мэй, ты не можешь себе представить, каково это потерять ребенка. Молю небо, чтобы ты никогда этого и не узнала.

– Я тоже.

– Это ад, – промолвил он. – Я не преувеличиваю.

– Я и не думаю, что ты преувеличиваешь.

– Я видел, как она родилась. Я держал ее на руках еще в родильном отделении. Ее любимым цветом был розовый. Она любила играть в футбол. Ее преподаватели говорили, что она хорошо рисует и танцует. Она была красивой… Волшебной… Моей. Перед ней была целая жизнь, Мэй. И он отнял эту жизнь у нее.

– Он в тюрьме, Мартин, – напомнила Мэй.

– Но не за ее смерть, – возразил Мартин. – Надеюсь, там он и сгниет.

– Ты не всегда так надеешься.

– О чем это ты?

– Ты не хотел этого в прошлом сезоне. Ты сам говорил мне… ты думал о том, есть ли у него возможность смотреть, как ты играешь оттуда.

– Мон Дье (Боже мой). – Мартин облокотился на раковину, качая головой. – Нельзя иметь такую хорошую память, не надо, ладно? Или я перестану говорить тебе то, что ты потом сможешь ввернуть мне обратно.

Мэй смотрела, как за окном кухни падает снег. Она всегда находила успокоение в созерцании падающего снега, но именно сейчас погода только взвинчивала ей нервы.

– Ты говорил, – начала она осторожно, – люди думают, будто ты вычеркнул его из своей жизни, но…

– Оставь все, как есть. Я вычеркнул его, и баста.

– Я не верю тебе.

– Послушай, Мэй. – Мартин повернулся к ней лицом.

Его взгляд был суров и холоден, и он приподнял от напряжения плечи. – Да, хоккей и мой отец связаны навсегда. Когда я выхожу на лед, он для меня всегда там. Его голос говорит мне, что делать. Как кататься, как делать бросок. Просто он всегда там.

– Твой первый учитель?

– Великий Серж Картье, – с ненавистью произнес Мартин. – Мой отец.

Мэй наблюдала, как растет его гнев. Это напомнило ей лето, и в груди у нее все похолодело. Он покраснел, вены на шее вздулись от напряжения. Он хотел выйти из кухни, но остановился в дверном проеме, упер руки в косяк двери и напряг бицепсы так, словно хотел уронить дом.

– Иногда я думаю, что хочу выиграть Кубок Стэнли, только чтобы заколотить эту дверь. Чтобы я мог уйти из хоккея и навсегда выкинуть его из головы. Знаешь, сколько Кубков он завоевал? Три. Он разбогател, выигрывая их, и он спустил на ветер все до последнего пенни. Он играл на деньги, пока мы с мамой побирались, чтобы как-то выжить. Мы голодали и мерзли в Лак-Верте, а он прожигал жизнь в Штатах.

– Он не посылал вам деньги?

– Деньги? – переспросил Мартин, как будто он внезапно забыл значение этого слова. – Он посылал то, что ему причиталось по суду. Недостаточно.

Мэй слушала, и ее мучил вопрос, каково было Мартину знать, что отец кидает деньги на ветер, когда мать борется за кусок хлеба.

«Те переживания отложили свой отпечаток на Мартина, и те его чувства никуда не исчезли», – подумала Мэй, глядя, как он расхаживает по кухне.

– Азартные игры – это не только и не столько деньги, – сказал Мартин внезапно осипшим голосом. Он почти хрипел, как хрипит загнанный зверь. – Это – балансирование на краю пропасти. Надо подойти как можно ближе к краю и успеть отпрянуть, чтобы не упасть. Он проделал это со мной, – Мартин коснулся груди, – и он проделал это с Нэт. Но он не успел оттянуть ее вовремя. Он проиграл на деньги жизнь моей дочери!

– Ох, Мартин. – Мэй потянулась к нему, но он не позволил ей прикоснуться к нему.

Он отодвинулся в угол, обхватил себя руками, будто боялся, что пробьет кулаком стену, если он не будет держать себя крепко.

– Он просил прощения, – сказал Мартин. – Потом. Это все, что он мог сказать мне.

– Он должен ужасно раскаиваться. – Мэй попыталась представить себе муку этого человека.

– Я хочу вычеркнуть его из моей жизни, Мэй, его в ней нет и не будет. Когда я встретил тебя и Кайли, я понял, что для меня это как благословение свыше. Я уже ни когда не надеялся иметь… жену и маленькую девочку. Оставь его там, где он есть, где он не может причинить нам боль.

Мэй слышала, как дрожит его голос. Краснота еще не схлынула с его щек, но он уже отпустил руки, словно захотел дать дому еще один шанс. Мэй слушала, как дрожит его голос, и поняла, что он боится. Ее муж, хоккеист, бес страшный на льду, весь из мускулов и готовый первым ринуться в драку, дрожал от страха.

– Он не может причинить тебе боль, Мартин. Он больше не может причинить тебе боль.

– Я хочу защитить тебя, Мэй. Тебя и Кайли. Ты понимаешь это?

– Не надо защищать меня от него. Это важно для меня! Я не хочу, чтобы наша семья имела подобную трещину. Я не хочу, чтобы ты имел эту трещину внутри себя. Почему бы тебе хотя бы…

– Иисус Христос! – взорвался Мартин. – Я не хочу пускать его в нашу жизнь. Я не буду делать этого. Нравится тебе это или нет, но я считаю, что ты нуждаешься в защите. И тебе нет нужды волноваться обо мне.

Он гневно посмотрел на нее и с силой тряхнул головой. Потом посмотрел на часы:

– Рано утром я должен ехать в Сент-Луис. И я собираюсь хоть немного поспать. Ты идешь?

Мэй стояла внизу у лестницы, тяжело вздыхая. Что имел в виду Мартин под этими словами «защитить тебя»? Несуразная отговорка, неуклюжее оправдание своего не желания разобраться в собственных чувствах. Если он сможет так легко вычеркнуть отца из своей жизни, кто поручится, что когда-нибудь он не повернется спиной и к ней? Если Кайли подведет его, он закроет дверь и перед ней? В конечном счете такой гнев убивает все, чего он касается. У Мэй все клокотало внутри, и от страха, который заползал в ее душу, по-заячьи трепетало сердце.