Книга Гринвич-парк - Кэтрин Фолкнер

Наконец я у паба. Открываю дверь. Мое лицо обдает теплом. Кэти заняла столик у дальней стены. При виде меня она радостно улыбается, бросается ко мне, помогает сесть.

— Не беспокойся, — бормочу я. Стряхнув с брюк тающий снег, грузно опускаюсь на зеленое кожаное сиденье в кабинке. Я чувствую себя огромной. Такое ощущение, что ребенок поглотил меня, целиком и полностью узурпировал мое тело. Какой-то мужчина помогает сдвинуть стол, чтобы я сумела втиснуться на сиденье.

— Пойду принесу что-нибудь выпить.

Коротая время за ожиданием, я обвожу взглядом зал. Когда в следующий раз мне удастся побывать в пабе? Этот довольно славный, уютнее, чем я его помню. В камине стреляет огонь, каминная труба увешана подковами, хлипкие полки до отказа уставлены серебряными пивными кружками и пыльными старыми бутылками с моделями судов внутри. Зал наполняет тихий гул голосов, пахнет сидром и глинтвейном. Над стойкой бара висят украшения кричащих зеленых, красных и золотистых цветов. Так ведь почти декабрь. А я даже не вспомнила про Рождество. Словно время идет вперед без меня. Я застряла в том вечере, когда она исчезла.

Возвращается Кэти. Мне она взяла что-то безалкогольное, себе — большой бокал красного вина. Она ставит напитки на стол, заключает меня в кольцо своих рук, которые не сходятся на моем животе.

— Хелен, уже вот-вот, — отмечает Кэти.

Вид у нее встревоженный: плечи напряжены, брови насуплены. До моего прихода она уже выпила вина. Пустой бокал стоит посреди стола рядом с обрывками картонной подставки под пиво, которую она изодрала в хлам. Одной рукой Кэти то и дело закладывает за правое ухо прядь волос.

— Спасибо, что уважила, — издалека начинает она. — Я давно здесь сижу, не заметила, как снег посыпал. — Кэти морщится. — Надеюсь, ты нормально дошла.

Глянув на дверь, она отпивает глоток вина. Под ее глазами пролегли темные круги.

Я меняю позу.

— Что стряслось? Ты сказала, что это важно.

Кэти вздыхает.

У меня екает сердце, едва я замечаю безысходность в ее лице. Она еще ничего не успела объяснить, а я уже знаю, что она скажет:

— Это касается Рейчел.

Хелен

Поезд ныряет в туннели из шлакобетонных блоков, вновь выныривает под открытое небо. Мимо проносятся незнакомые городские пейзажи: огромные призрачные башни из синего и зеленого стекла; серая гладь воды в районе доков. Вдоль реки — нескончаемая череда многоквартирных домов, задними фасадами смотрящих на железную дорогу. Крошечные балконы заставлены уличной мебелью. На одном — пластмассовая машина и детский трехколесный велосипед. Окна громадных офисных зданий из стекла и бетона все еще озарены, светятся экраны компьютеров, работают люди, даже в столь поздний вечер пятницы.

Я не планировала сюда ехать. Думала, выслушаю Кэти, вернусь домой, полежу в ванне, надену пижаму, закажу что-нибудь из кафе для Дэниэла, когда он наконец придет с работы. Но, увидев фото, что Кэти нашла в клубе, я и опомниться не успела, как очутилась в поезде. На пути к Чарли. Дэниэлу я отправила сообщение, чтобы он ложился спать, не дожидаясь моего возвращения.

В районе Саут-Ки колея начинает изгибаться. На резких поворотах у меня сводит живот. Давненько я не навещала брата. Не могу сказать, что поездка к нему доставляет мне удовольствие. Поезд, отражающийся в искажающих зеркальных панелях небоскреба, выглядит как яркая игрушка. Сотрясаясь, он мчится мимо пустырей Мадчута, Уэстферри, Лаймхауса. В Шедуэлле пересадка, крутая лестница. Чувствую, у меня вспотели подмышки.

Из окна поезда надземки до Далстона я вижу другую картину. Садовые участки, малоэтажные жилые дома с длинными кирпичными балконами. Парки с детскими площадками кричащих цветов, юнцы в капюшонах, бездельничающие на качелях. Подростки, велосипеды для экстремального катания, большие собаки.

Вот наконец и остановка Чарли. Такси здесь не поймать. Я пытаюсь вызвать «Убер», но мне говорят, что машина подойдет через пятнадцать минут. Можно попробовать найти автобус, но, думаю, не стоит. В свой прошлый приезд я села не в ту сторону и в результате долго кружила по кварталам, как две капли воды похожие один на другой. Пожалуй, лучше пройдусь пешком. Ноги болят, лодыжки отекли. Низ живота тянет, теперь довольно сильно, иногда это ощущается как стреляющая боль. Только не сейчас, мысленно прошу я своего ребенка. Только не сегодня вечером.

Интересно, Руби сегодня у Чарли? Надеюсь, что нет, невольно думаю я и тут же испытваю укол совести. Последний раз я видела свою маленькую племянницу весной, когда Чарли приезжал к нам в Гринвич. Мы с ним сидели в вестибюле Морского музея, пили кофе, пытаясь поддерживать неловкий разговор, а она, в пестрых колготочках и в розовых туфельках, вместе с другими детьми прыгала по большой географической карте мира во весь пол, пересекая целые континенты. По-кроличьи проскакала от Мексиканского пролива до Новой Шотландии. Стук ее башмачков — шлеп, шлеп, шлеп — эхом отдавался под высоким потолком.

«Катти Сарк» Руби не заинтересовал, невзирая на все старания Чарли. Подхватив дочь под мышки, он дал ей покрутить штурвал корабля, притворился, будто бросает ее за борт, отчего она залилась визгливым смехом. Но когда я попыталась показать ей книжку с историями об этом судне, она заелозила у меня на коленях и предложила поиграть с ней в «Корабли зомби». А я понятия не имела, как играть в эту игру и другие, что ей нравились. Дэниэлу я в том никогда не признавалась, но меня пугает мысль, что в наш ребенок вдруг окажется таким, как Руби, — шумным, неуправляемым, уверенным в себе, чем я сама никогда не могла похвастать. Я плохо представляю, как с ней можно общаться.

Я иду мимо брошенных стаканов из «Макдоналдса», из которых торчат соломинки под разными углами, мимо лопнувших воздушных шариков с надписями «Приятного аппетита». На витрине с мобильными телефонами сверкает неоновая реклама: МОБИЛЬНЫЕ ТЕЛЕФОНЫ, РАЗБЛОКИРОВКА, РЕМОНТ — «ЛАЙКОМОБАЙЛ» — ПОЗВОНИ ДОМОЙ. В витрине одного из магазинов просто головы манекенов. Стрижки на западный манер, уложенные с помощью лака для волос. В витрине другого магазина — рулоны разноцветной материи. Сари, ткани с набивным рисунком, индийский шелк навалены один на другой, напоминая речное русло в разрезе. Перед следующим магазином прямо на улице стоят ящики с овощами, которые я не знаю как готовить. Ямс, окра, бананы, перед употреблением подлежащие кухонной обработке. Их названия написаны на картонных звездах неонового цвета. В нос бьет запах жареного цыпленка. Сумка с моей медицинской картой оттягивает мне руку. Я снова и снова задаюсь одним и тем же вопросом: что я творю, зачем приехала сюда?

Когда Кэти сообщила мне свои новости, я в первую минуту опешила. Ее слова не укладывались в голове. Она не только выяснила адрес Рейчел в Хакни, но уже успела побеседовать с одной из ее соседок по квартире.

— И что она сказала?

— Сказала, что последний раз видела Рейчел несколько недель назад, как раз перед тем, как она переехала к тебе, и тогда живота у нее не было. Рейчел беременной не выглядела, внешне была такой, как обычно.