Книга Вьетнам. История трагедии. 1945–1975 - Макс Хейстингс

Когда осенью 1963 г. Зыонг Ван Май вернулась из Вашингтона в Сайгон, она обнаружила, что вся ее семья, особенно мать, стали яростными врагами правительства Зьема, которое, по сути, отказывало в свободе вероисповедания подавляющему большинству населения страны. В начале июня Дэвид Халберстам писал: «Конфликт между южновьетнамским правительством и буддийским духовенством вызывает серьезную озабоченность у присутствующих здесь американских официальных лиц… [которые] глубоко смущены… и не знают, что ответить на вопрос, который задают им вьетнамцы: „Почему ваше правительство позволяет происходить всему этому?“»[268]. В конце концов многие стали видеть в происходящем руку Вашингтона.

10 июня западные журналисты в Сайгоне получили сообщения о том, что на следующий день в городе состоится «акция протеста». Однако мало кто обратил на это внимание, поскольку буддистский кризис продолжался уже больше месяца и протесты только нарастали. Утром 11 июня на оживленном перекрестке в центре Сайгона остановился голубой седан. Из него вылез пожилой буддийский монах по имени Тхить Куанг Дык в оранжевых одеждах и сел на асфальт в позе лотоса. Другой монах достал из багажника большую канистру и облил Дыка бензином. Прочитав молитву, Тхить сам зажег спичку и поднес к себе. Пламя мгновенно охватило его тело. Пока он горел, один из бонз провозглашал через рупор: «Буддийский священник сжигает себя! Буддийский священник становится мучеником!» Примечательным было то, что это ужасающее действо — как и последовавшие за этим самосожжения других монахов — сопровождалось плакатами, лозунгами и объявлениями на английском языке: главной целевой аудиторией были не вьетнамцы.

Единственным западным фоторепортером, который пришел в тот день в назначенное место, был Малькольм Браун из Associated Press. Позже он писал: «Вероятно, я мог бы предотвратить самосожжение, бросившись на монаха и попытавшись отобрать у того канистру с бензином… Как человек я хотел это сделать. Как журналист я не мог… Это было бы прямым вмешательством во вьетнамскую политику. Это подорвало бы мою роль журналиста как нейтрального наблюдателя и доверие ко мне»[269]. Тем не менее Браун невольно внес немаловажный вклад в крах южновьетнамского режима, сфотографировав сцену самосожжения, — как того и хотели ее организаторы. Его фотографии, запечатлевшие объятого пламенем монаха, были отправлены «голубиной почтой» в Манилу, а оттуда разосланы фототелеграфом по всему миру. Мадам Ню вызвала всеобщее негодование, назвав смерть монаха «барбекю-шоу». «Пусть они жгут себя, а мы им поаплодируем», — пожав плечами, заявила леди-дракон перед телекамерами. По словам Брауна, он так и не смог забыть невыносимый запах горящей человеческой плоти, смешанный с ароматом палочек-благовоний. Между тем монахи, довольные привлеченным вниманием, кремировали тело Дыка, а его сердце, которое почему-то осталось нетронутым огнем, поместили в стеклянную чашу и выставили напоказ как святыню.

Американцы отреагировали ошеломленным непониманием. Лейтенант Гордон Салливан, военный советник в группе рейнджеров, который в тот момент случайно оказался в Сайгоне, вспоминал: «Эта акция изменила все. Для нас это стало шоком. Мы не знали, что люди способны на такое». 20 июня 1963 г. The Washington Post писала: «Можно не сомневаться, что коммунисты воспользуются недовольством буддистов. А почему они не должны этого делать? Режим г-на Зьема собственноручно прокладывает дорогу коммунистам, проводя морально неприемлемую и самоубийственную политику». Между тем посол Фредерик Нолтинг продолжать утверждать, что правительство Зьема — «лучшая из худших» альтернатив, на которую США могут рассчитывать в Сайгоне, и глава Дальневосточного управления ЦРУ Колби полностью его поддерживал. Однако в Вашингтоне советник по национальной безопасности Макджордж Банди и представитель Госдепартамента Роджер Хилсман были иного мнения, как и новый посол Генри Кэбот Лодж, прибывший в Сайгон в середине августа, чтобы заменить Нолтинга, чья «политика умиротворения» Зьема была признана не оправдавшей себя.

61-летний Лодж, уроженец Массачусетса, был грандом Республиканской партии с большим опытом работы в дипломатической сфере и сенате; на выборах 1960 г. он баллотировался в вице-президенты в паре с Никсоном. Как заметил Артур Шлезингер, «президент любил поручать либералам „консервативные дела“ и наоборот»[270]. Назначение Лоджа было классическим примером такого подхода: привыкнув играть влиятельные роли, тот вел себя скорее как проконсул, нежели как посол в суверенном государстве. Если он впоследствии заигрался и перегнул палку, то немалая доля вины за случившееся лежит на тех, кто назначил его на это место.

21 августа, после того как Зьем ввел военное положение в ответ на растущую волну протестов, силы особого назначения Ню атаковали пагоду Салой — главный буддистский храм Сайгона. Они арестовали 400 монахов и монахинь, в том числе 89-летнего вьетнамского патриарха. Журнал Life Генри Люса замалчивал эти неприглядные новости, которые сообщали его собственные корреспонденты. Билл Колби разделял презрительное отношение своего друга Ню к буддистам, как и генерал Харкинс. Тем не менее ни жесткая цензура в СМИ, ни поток лживых заявлений со стороны правительства не смогли скрыть от большинства американцев, в том числе от посла Лоджа, того беспредела, который творил брат президента.

Ситуация с безопасностью в стране продолжала стремительно ухудшаться. Желая ускорить падение режима, НФОЮВ активизировал кампанию террора, в то время как моральный дух южновьетнамской армии падал день от дня. Мрачные репортажи Дэвида Халберстама читались огромной аудиторией, так что КОВПВ и Вашингтону становилось все труднее рисовать радужную картину. В августе 1963 г. госсекретарю Дину Раску пришлось лично выступить с опровержением репортажа об успехах коммунистов в дельте Меконга. Харкинс заявил, что этот репортаж основан на ошибочных сведениях. В сентябре генерал телеграфировал Максвеллу Тейлору в Белый дом: «Из бо́льшей части новостей и статей, которые я читаю, можно сделать вывод, что ситуация во Вьетнаме и наши усилия здесь разваливаются по швам. Я с этим абсолютно не согласен»[271].

Однако, как показало дальнейшее развитие событий, «рассерженные молодые люди» вроде Халберстама и Шиэна были гораздо более адекватны в своих оценках военной и политической ситуации в Южном Вьетнаме, чем КОВПВ. В сентябре вьетконговцы среди бела дня и почти без потерь захватили в дельте Меконга правительственный пост, где у них было двое своих людей[272]. Они убили шестерых защитников, шестерых взяли в плен, захватили 35 винтовок, взорвали укрепленные сооружения и сторожевые вышки и ушли. Подобных эпизодов становилось все больше и больше. Этой осенью, по словам Фрэнка Скоттона, «стало ясно, что многие культурные горожане» — аттантисты, как называли этих людей, которые предпочитали выжидать, а не пытаться ускорить события, — «ждали смены правительства»[273]. Режим Зьема был обречен. Оставалось только увидеть, кто именно — коммунисты, буддисты или его собственные генералы — нанесут ему последний удар. И как отреагирует на это Вашингтон.