Книга Шансы есть… - Ричард Руссо

Если бы Линкольн ее не ждал, в женщине, вошедшей в тот миг в “Рокеры”, Беверли он бы не признал. В “Виньярд газетт”, прилично одетая и накрашенная, она была до того привлекательна, что в Линкольне тогда даже совесть шевельнулась. Теперь же, без макияжа, в мешковатых шортах и вытертой фуфайке, она выглядела на все свои годы – да еще и с прихватом. С учетом того, что́ он только что услышал, трудно было не видеть в ней женщину, которую жестокий муж некогда швырял через всю комнату. Лишь когда она положила руку Гроббину на плечо, тот оторвался от созерцания опивок у себя в стакане и заметил свою невестку в зеркале за баром; лицо у него сделалось невыразимо грустным, как будто это он своим рассказом вызвал ее к жизни в нынешнем поблекшем состоянии. Затем как-то слишком быстро лицо у него потемнело.

– Кевин, – выдохнул он, и темная злость, какую Линкольн в нем уже замечал, вновь прозвучала в его голосе.

Линкольн вдохнул поглубже. Если всему суждено пойти очень и очень плохо, произойдет это прямо сейчас.

– Это я ей позвонил, мистер Гроббин, не он.

Если старик и услышал, то виду не подал. Уже выложив двадцатку на стойку, он подвинул ее теперь к подходившему бармену. Кевин кивнул Беверли, двадцатку двинул обратно.

– За мой счет, Джои. Но будет очень хорошо, если вы сюда заходить больше не будете.

Не прикасаясь к купюре, Гроббин посмотрел на Линкольна.

– Знаете, что бывает с качками, жрущими стероиды? – спросил он. – И не говорите, что они глупеют, потому что они без этой химии и так глупые, иначе бы не пошли в качки.

– Джо, – взмолилась Беверли. Тот еще никак не показал, что видит ее. – Пойдем, давай-ка доставим тебя домой.

– У них по всему позвоночнику такая ярко-красная сыпь выступает. Как грядка с клубникой.

– Мистер Гроббин… – начал было Линкольн.

– Я прав, Кевин? У тебя так спину обсыпало? Вот эта двадцатка подтверждает, что да.

Кевин покачал головой.

– Вы правда хотите, чтобы я из-за этой стойки вышел, Джои?

– Нет, я просто хочу, чтоб ты показал моему новому друг Линкольну свою сыпь. Он такой никогда не видел, а он из тех, кто не верит на слово, – только если увидит все своими глазами.

– Потому что если я отсюда выйду, Джои, нежен я с вами не буду. Я знаю, вы раньше были крутым, но теперь вы состарились, и тем дням настал конец.

– Прошу тебя? – умоляла Беверли. – Джо?

– Это необязательно, мистер Гроббин, – сказал Линкольн. – Я верю вам, договорились? – Конечно, он старался разрядить напряжение, но произнеся эти слова, он не лгал.

– Вы не просто мне дым тут пускаете, Линкольн? Не хотелось бы, чтоб вы это говорили только для того, чтобы Кевин улизнул от трепки.

– Ухохочешься, – сказал Кевин.

– Нет, я правда вам верю, – повторил Линкольн, и на сей раз слова его не прозвучали ложью.

Гроббин пьяно разглядывал его, решал. Наконец произнес:

– Ну и ладненько. Наверное, тогда всем можно разойтись по домам. – И снова пихнул двадцатку к бармену: – Положи себе в банку с чаевыми. Потом купишь мази для своей сыпи.

Соскользнув с табурета, Гроббин потерял равновесие и, вероятно, упал бы, не поддержи его Беверли. Проделала она это так, что стало понятно – ей это уже не впервой. Гроббин выглядел опустошенным – в нем не только энергии не осталось, но и пульса, будто беседа с Линкольном выжала его досуха. Линкольн надеялся, что это не так, потому что ему нужно было кое-что узнать.

– Пока не ушли…

– Да, Линкольн?

– Тот случай, о котором вы мне рассказали? С моим другом Мики? Вы не припомните, когда это произошло?

Гроббин уставился в пространство.

– Подмывает сказать – в семьдесят четвертом, но я же говорю, можете сами поискать.

– Ладно, спасибо. Вам помочь на улице?

Спрашивал он Беверли, но ответил Гроббин:

– Нет, я считаю, что вечер и без того прошел унизительно.

Семьдесят четвертый, – подумал Линкольн, когда дверь за ними наконец закрылась. Если ему не изменяет память, той осенью Джеральд Форд объявил амнистию для уклонистов и Мики, как и многие другие, вернулся домой. Пока он был в Канаде, они друг с другом не связывались, если не считать одной-единственной открытки. Пришла та на адрес родителей в Данбар, в октябре 71-го, – к тому времени Мики не было уже несколько месяцев. На открытке был величественный “Шато Фронтенак”[61] в Квебеке, а на обороте Мики накорябал: “Решил, тебе захочется взглянуть на мою новую фатеру”. И подписался: “Большой Мик на кастрюлях”. Возбудившись, Линкольн позвонил Тедди – и узнал, что его родители получили точно такую же открытку и с тем же посланием.

– Сдается мне, он мог и не слышать о Джейси, – рассуждал Тедди, – иначе спросил бы, вышла ли она на связь.

Лишь позже Линкольну пришло в голову, что логика у его друга хромает. Если бы Мики хотел узнать про Джейси, ему бы следовало указать обратный адрес, чего, конечно, делать бы не стал, чтобы эти данные не попали в чужие руки.

Только в начале 1975-го, после амнистии, Линкольн получил от Мики известие в виде запоздалой рождественской открытки, сообщавшей, что он вернулся и снова даст о себе знать, как только обустроится. Пока что он в Уэст-Хейвене, живет с матерью, ищет работу и жилье. Он тут знает парочку парней, которые хотят сколотить группу, поэтому, наверное, к ним присоединится. Джейси на этот раз он упомянул: “О Джейси небось никто не слышал?” Через месяц-полтора после того они созвонились, и он объяснил, что мать, с которой он оставался на связи, пока был в Канаде, рассказала ему, что Джейси, очевидно, сбежала, вместо того чтоб выходить замуж, и Мики счел это самой вероятной причиной ее исчезновения. Когда же Линкольн выразил свои сомнения на этот счет, Мики от них отмахнулся:

– Попомни мои слова, однажды она объявится с европейским мужем и будет хвалиться тем, что она иностранный корреспондент в каком-нибудь Сингапуре или другой глуши.

А отвечая на вопрос, как он сам поживает, сказал, что у него все клеится, но в голосе его Линкольн услышал нечто такое, отчего возник вопрос, не трудней ли Мики живется, чем он готов рассказать. Вернувшись домой, не жалеет ли он, что сбежал в Канаду? Не относятся ли к нему как к отщепенцу?

– Приехал бы к нам в Аризону повидаться, – сказал ему тогда Линкольн, и Мики ответил, что так и поступит, вот только устроится, но так и не приехал.

Поэтому если Гроббин сейчас говорит ему правду, все это было в лучшем случае увертками, а в худшем – прямым обманом. Первейшим делом для Мики были вовсе не поиски работы, квартиры или новая группа. Нет, Делом Номер Один, очевидно, было разыскать отца Джейси. Но зачем? Он что, думал, будто Дональду Кэллоуэю известно, где его дочь? Почти все то время, что Мики провел в Канаде, этот человек просидел в тюрьме. За этот период что-то от Джейси могла слышать только ее мать. Не логичнее было бы тогда выследить ее? Линкольн пытался во всем этом разобраться, но это равносильно тому, чтобы наткнуться в глубине шкафа на старую головоломку, которой не хватает половины деталек.