Книга Время расплаты - Юлия Еленина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В машине мы молчали, а в квартире Лиля первым делом пошла в ванную. Неудивительно, от такого тянет отмыться. Я сделал кофе и задумался. В принципе, все понятно, но ничего не понятно.
Рихтер, чтобы снять со своих плеч груз ответственности, обвинил врача в смерти сестры. Его заперли в психушке, откуда он смог сбежать, а потом исчезнуть на десять лет. Стал священником и вернулся в этот город. Медведева он не тронул, хотя в первую очередь должен был именно им и заняться. Что Рихтер имел в виду, когда сказал, что врача жизнь наказала? Скорее всего, болезнь Павла Демидовича, из-за которой он перестал оперировать. Если Рихтер знал об этом, то каким-то образом наводил справки. А оттуда и до Елизаровой недалеко, раз она тоже работала в медцентре Родионова. Сам же Родионов каким-то образом догадался о чем-то после разговора с Медведевым и начал заниматься делом Рихтера, а оттуда и пошел его интерес к смерти Елизаровой и Карпова. Только он не понял, что разгадка была ближе, чем казалось, и под личиной отца Аристарха скрывается убийца.
Нарушенные клятвы… Я бы в жизни не догадался, если бы не Лиля, потому что мотив невероятный. Последствия ПТСР? Или вложенная в больную голову вера? Любые знания, в том числе и религиозные, могут быть извращенно трактованы. Вспомнить хотя бы историю, хоть я в ней и не силен. Но кажется, именно во имя Бога было пролито больше всего крови. Крестовые походы, святая инквизиция, религиозные войны, ночь святого Варфоломея… Больше не помню, но и этого хватит.
И ведь Рихтер считал себя правым. Тоже мне, инквизитор чертов. А сколько таких людей было за десять лет? Возможно, мы всех не знаем. И если бы не Родионов, то и этих никогда не связали. Надо отдать должное его мозгам — он действительно умел думать нестандартно. И нам сейчас остается только догадываться, как Родионов дошел до всего этого. Я не знаю, что было ему известно. Возможно, больше, чем нам.
Наверное, в жизни должно остаться место для загадок…
Лиля неслышно подошла и обняла меня, прижавшись к моей спине. А вот и самая большая загадка. Несколько дней назад я ее видеть не хотел, а сейчас не представляю, как без нее жить. Все чувства проходящие, кроме любви. Я думал, что ненавидел ее, но стоило отбросить ненависть, осталась только любовь.
Как будто что-то почувствовав, Лиля тихо сказала:
— Я люблю тебя.
То самое, что мне сейчас было нужнее всего. Как будто мы и в третьей истории поставили точку, в самой сложной — наших отношениях.
Я стояла под струями воды, которая стекала в слив вместе с моими слезами. Не знаю, что меня так пробрало, но внутри как будто лопнула струна. И все напряжение, накопленное за эти дни, сейчас уходило.
Одна бы я никогда не справилась ни с компроматом, ни с этими загадочными смертями. Как Женя и говорил раньше: «Без тебя я не я».
Я точно не смогу без него. Во мне еще жила восемнадцатилетняя девчонка, которая искала защиту в своем мужчине. Я слишком долго была сильной, тянула на себе много, так что сейчас хотела быть просто любимой женщиной.
Выйдя из ванной, я прошла в кухню, где Женя задумчиво смотрел в окно. Не думаю, что его заинтересовал пейзаж, скорее он был где-то в своих мыслях.
Я прижалась к мужской спине и сказала то, что давно должна была сказать:
— Я люблю тебя.
Женя обернулся, и я оказалась в кольце его рук, подняла голову и увидела улыбку.
— А как я тебя люблю…
Наверное, слов мало было, чтобы описать, но я чувствовала. И он тоже.
— Теперь в Париж? — спросила я.
— К адвокату сначала.
— Зачем?
— Твой отец пытался исправить свои прошлые ошибки. И я хочу понять как.
— Ты об условии получения наследства?
Женя кивнул и сказал:
— Я даже догадываюсь, что там за условие. Поэтому хочу сразу отказаться в твою пользу, чтобы ты не решила, что я меркантилен.
Последние слова были сказаны с усмешкой, но заставили задуматься. Догадка не заставила себя ждать:
— Ты думаешь, что условие получения квартиры — это наш брак?
Женя кивнул. А что, вполне в духе отца. Влиять на чужие судьбы даже после смерти. Из-за него мы когда-то расстались, и он попытался это исправить. И на самом деле мы глубоко плевать на его деньги — свои заработаю.
— Женя, давай оставим в покое адвоката и завещание. И вообще, надо исполнять последнюю волю покойного. Главное, я знаю, что ты хочешь жениться на мне не из-за квартиры в Париже. И это не то, о чем сейчас надо думать.
— И о чем же нам думать?
— О нас.
— А давай подумаем позже. Когда ты так на меня смотришь…
Уговаривать меня не пришлось. Очередная бессонная ночь, но на этот раз счастливая. И я надеюсь, что впереди только так и будет, потому что нам хватило за тринадцать лет боли и одиночества.
Осень в Париже, даже самый конец октября, не чета российской. На отечественный сентябрь больше похожа. Мы сидели в кафе на берегу Сены, а через реку, прямо напротив, светилась Эйфелева башня.
Я объездила полмира, но Париж был нашей общей мечтой. Одной мне здесь делать было нечего.
— Лиля, — позвал меня Женя, — ты счастлива?
Переведя взгляд на него, я улыбнулась:
— Настолько, что даже страшно.
— Страшно сейчас мне.
Я понимала его.
Вчера мне позвонил Дэн и спросил:
— Мам, а рейсы из России в Нью-Йорк отменили? Зачем нам с бабушкой ехать в Париж?
— А бабушка тебе ничего не сказала? — удивилась я.
— Нет.
— Милый, ты же знаешь, что Роберт не твой отец, — аккуратно начала разговор.
— Знаю. Только не говори, что мой отец француз!
— Нет, он русский. Но мы с ним всегда мечтали побывать в Париже.
Дэн замолчал. Всего по телефону я не могла ему объяснить, и не только я должна была объяснять. Но он умный мальчик, он поймет.
— Ладно, мам. Но вы заселфитесь, и фотку мне скинь. Я хоть посмотрю для начала. И давай пока без братиков и сестричек.
— Как скажешь, — заверила я.
И вот завтра в обед мы ждем рейс из Нью-Йорка. Я тоже волновалась, но верила, что все будет хорошо.
Мы тринадцать лет расплачивались за одну ошибку, и вывод напрашивался сам собой: когда мы не вместе, мы оба несчастны.
Покинув кафе, мы прогулялись по набережной, сделали обещанное селфи для сына и чувствовали себя непозволительно счастливыми. Мы потеряли годы, но еще больше у нас впереди.
— Идем домой, — притянул меня Женя к себе за талию. — Все-таки завтра мы уже будем не одни в квартире.