Книга Запрещенный Союз – 2: Последнее десятилетие глазами мистической богемы - Владимир В. Видеманн

Питерские квартиры — питомники привидений. Делая ремонт, можно обнаружить под многослойными обоями еще дореволюционные газеты. Олег-барабанщик случайно наткнулся у себя на Лиговке на тайную замурованную комнатку, нечто вроде чуланчика без окон, метра два на два, а там — целый склад дореформенных вещей: одежда образца эпохи Серебряного века, фарфоровые чайные сервизы, пачки царских денег и прочая хренотень. Наверняка толстые стены городских коммуналок до сих пор хранят в себе секреты былых состояний и состояньиц. Убегая от беспредела пьяных матросов, люди наскоро прятали то, что не могли взять с собой, рассчитывая на скорое возвращение. Никто не предполагал, что триумф советской власти затянется на семь десятилетий…

Здесь же, на Жуковского, давал под гитару свои первые публичные концерты Саша Дугин, приезжавший в Питер навести европейские каналы для выхода к интересовавшей его герметической литературе.

Ваш воспаленно-томный шелк Украл сиреневый закат, И кто-то много раз подряд Пугал вас лезвием зеркал.

Но ваши узкие зрачки Тянулись в сумасшедший бриз, Где инфернальный парадиз Дрожал в нервическом Ничто…

Стайка итальянских девушек с лицами моделей художников эпохи кватроченто слушала его, затаив дыхание. Узнав, что Александр большой поклонник писателя Габриэле д'Анунцио и оккультиста Юлиуса Эволы, они окончательно убедились, что все русские — опасные сумасшедшие и неисправимые дадаисты. Одна из них, миланская красавица Лиза Чиккерини, едва не испытала всей беспощадной тяжести русского дада на собственной шкуре. Правда, Саша в данном случае был совершенно ни при чем. Речь идет о Каландаре, тоже крутившемся в Питере в это время и познакомившемся с очаровательной итальянкой на одной из наших вечеринок. Он так на нее запал, что принял бескомпромиссное решение бежать на Запад, в Италию — к Лизе.

Для этого он решил воспользоваться тропой, протоптанной Вяйно через финскую границу. Рассказанная мной история о бегстве на крокодиле настолько поразила его своей изобретательной наглостью, что он с бескомпромиссной решительностью уверовал в собственные силы. Ведь ему случалось без всякого специального снаряжения преодолевать заснеженные хребты Припамирья, а здесь — какая-то лесная лужа. Смешно прямо! А главное — каков стимул! Он мне позже рассказывал, как собирался без предупреждения появиться на пороге Лизиной квартиры в Милане: типа вот он я, прошел через пол-Европы ради твоих черных глаз! Ну а потом можно и к Раму, в Америку…

Каландар собрал рюкзачок, не забыл положить туда и карту. Правда, не приграничной местности, а Италии, чтобы Милан найти. И отправился на петрозаводском поезде в Карелию. Все делал, как и положено братьям мистического ордена Каландария, — интуитивно. Сошел на какой-то мелкой безлюдной станции и отправился по солнцу на запад. Одного не учел дервиш: пограничная зона начиналась не в километре-двух от нейтральной полосы, а в полусотне. Зашел он на первый попавшийся по пути хутор воды попить, хозяин ему говорит:

— А чо воды? Давай, я тебя обедом угощу. Чай, далеко собрался-то?

Каландар, конечно, от такого предложения не отказался. В самом деле, где еще придется плотно поесть? Наверное, уже в Финляндии… Присел он на лавку подождать, пока хозяйка за сметаной к соседке сходит, а та вернулась уже не одна, и даже не с соседкой, а с целым нарядом погранцов. Подходит к Каландару офицер:

— Что делаем, отдыхаем?

— Отдыхаем, гражданин начальник.

— Сюда-то как попали, зачем?

— Да вот решил по грибы сходить.

— Что ж непременно к нам? Сами-то откуда будете?

— Из Душанбе. Средняя Азия.

На офицера накатывает ступор. Такого, видимо, даже он не ожидал. Может, человек просто прикалывается? Проверили документы: точно — Душанбе.

— А в рюкзаке что? Небось карта?

— Есть такое дело.

— А ну покажь!

Карта Италии произвела на погранцов еще большее впечатление, чем душанбинская прописка. А Каландар и дальше под дурика косит — в принципе, единственная возможность в его ситуации избежать крупных неприятностей. Приехал, мол, в Питер к другу на свадьбу, решил по этому случаю грибов собрать, фирменный супчик приготовить. В пригородах — народу тьма, все срезано. Вот сюда и занесло. Сел на поезд, слез на станции поглуше, где явно грибники толпами не шастают. Ну и… Одним словом, парню выписали штраф за «непреднамеренное» нарушение приграничного режима и отправили обратно на станцию. Легко, нужно сказать, отделался. Видимо, сильно пробила зеленопогонников итальянская карта!

Вскоре в Амстердам уехал Олег, предварительно познакомив меня со своей старой приятельницей — бандершей центровых валютных проституток. У этих девочек скупать иностранную наличность оказалось намного проще, чем у случайных туристов или даже знакомых студентов, хотя и чуть дороже. Зато валюты было много. При необходимости я даже мог частично перепродавать ее студентам из третьего мира, постоянно мотавшимся в Европу за барахлом. Через них мне удалось к осени того же года познакомиться с Лизой — университетской профессоршей из колумбийской Боготы, проходившей стажировку в Ленинграде и согласившейся, мягко говоря, пойти мне навстречу.

Я снял для Лизы отдельную квартиру, а также оплачивал ее периодические поездки в Париж к любовнику. Латиносы — люди небогатые. Тот уровень жизни, который моя профессорша могла себе позволить в Питере, был по их меркам весьма нехилым. Единственное, что ее раздражало, так это неспособность советских обывателей адекватно оценить ее одежду и бижутерию.

— Боже мой, какая дичь! — возмущалась Лиза. — Вот я специально купила в Париже наручные часы, а тут никто даже не понимает, что это за фирма! Я уже не говорю про шубу и сапоги!

Еще Лизу раздражали немытые автомобили и столпотворение мятых людей на центральных улицах. То ли дело в Париже! Лиза, в отличие от подавляющего большинства латиноамериканских студентов и аспирантов, обучавшихся в СССР, попала сюда не по путевке компартии, а просто на халяву, по какому-то академическому обмену. Ее единственным мотивом приехать на год в Ленинград была относительная близость Западной Европы, столь труднодоступной для большинства латиноамериканской интеллигенции, включая академическую профессуру.

Кроме Лизы, среди всего контингента латиноамериканских учащихся были еще два некоммуниста: Хорхе — тоже университетский профессор, интеллектуал, и Карлос — искатель приключений и плейбой, для которого в Северной столице главный интерес представляли местные девушки. Они втроем формировали в латиноамериканском землячестве как бы буржуазный блок, ни с кем из других соплеменников не общаясь по соображениям классового противостояния. Мы взяли их в свою англосаксонскую тусовку, где они смогли немного расслабиться: ведь тут были совершенно другие игры…

Именно Карлос, знавший Татьяну через театральную студию, познакомил меня с Лизой, а Ирину — с Хорхе, который, как интеллигентный человек, сразу понял проблему и предложил конструктивное решение. За свою свободу Ирине пришлось расплатиться фамильной коллекцией старинных монет, в том числе золотых.