Книга Новая Кровь - Роберт Линн Асприн

— У меня появился ребенок, — произнесла Иллира, решившись поделиться самым сокровенным.

На лице Ванды промелькнули удивление и подозрение, сменившиеся затем маской спокойствия.

— Вам очень повезло.

Девушка говорила нарочито спокойно, словно старалась успокоить душевнобольного.

С'данзо невольно ощутила, как Ванда поспешно дистанцируется от нее. Но отчаяние гадалки пульсировало, словно аневризма, и в конце концов прорвалось в голосе — невозможно было сдержать его. Иллира рассказала, как Тревию в прямом смысле слова всунули ей в руки и как теперь ребенок не дает ей жить спокойно. Она рассказала об искривленных ножках Тревии и о конструкции из китового уса, — эта штука выпрямляла кости, но раздражала кожу младенца, и девочка плакала часы напролет.

Потом Иллира рассказала — не то Ванде, не то себе, — о переменах, которые после появления Тревии произошли с Даброу. С ним самим и в его взаимоотношениях с женой. Как будто одного ребенка можно преспокойно заменить другим и будто бы женщина может испытывать материнскую любовь к любому младенцу, который вертится у нее на руках! Нет, дело, конечно, не в одной только девочке. Есть еще Сайян, которая сама недалеко ушла от ребенка. И новый подмастерье, который хоть и живет где-то в городе со своей семьей, тоже ожидает, что она, Иллира, будет заботиться о нем…

Все время, пока Иллира вела свой несвязный рассказ, Ванда вежливо и внимательно слушала, но взгляд у нее был отсутствующим, и с каждым сказанным С'данзо словом девушка становилась все более сдержанной. Так продолжалось до тех пор, пока Ча-бос, откровенно заскучавшая еще в начале монолога Иллиры, не привлекла к себе внимания взрослых.

Девочка вытащила откуда-то одну из своих ти-коса, миниатюрную копию бейсибского придворного костюма, стеганую и плотно покрытую вышивкой, почти не гнущуюся.

— Надень его! — крикнула девочка и принялась носиться по комнате.

Ленты, прикрепленные к подолу и швам платья, изображали ядовитых бейсибских гадюк, которых держали при себе старшие женщины из семейства Бейсы.

— Ча-бос-ту! — Ванда выкрикнула полное имя девочки, словно пыталась остановить надвигающуюся катастрофу.

Изумрудный и рубиновый шелка, змеясь, обвились вокруг ног девочки. Ча-бос пошатнулась, сперва даже не поняв, что уже не в силах удержать тяжелое, неуклюжее платье. Потом девочка с пронзительным вскриком упала, и на полу образовалась бесформенная груда. Не сразу и разберешь, где платье, а где девочка. Груда эта неподвижно застыла. Взрослые оцепенели. Сперва Иллире и Ванде показалось, что ничего страшного не произошло. Потом валяющаяся на полу куча исторгла душераздирающий вопль.

Ванда подбежала к девочке первой. Приговаривая успокаивающие слова, няня выпутала Ча-бос из груды тканей. Из предплечья девочки торчала щепка длиной с детский палец. (Полы во дворце были обшиты деревянными досками, знававшими лучшие времена.) Ча-бос-ту, вторая дочь Шупансеи и свидетельница всех тех событий, которые привели ее мать в изгнание, в Санктуарий, была ошеломлена видом собственной крови. Все ее тело начало цепенеть, как это бывает иногда свойственно бейсибцам; единственными движениями девочки были судорожные вздохи в промежутках между рыданиями.

Ванда не смогла расслабить руку девочки, и когда она выдернула щепку, из ранки ударила ярко-красная пульсирующая струйка.

— Да сохранит меня всемилостивая Шипри! — запричитала няня, увидев, что широко распахнутые глаза Ча-бос сделались совершенно белыми. — Держи ее!

Ванда сунула ребенка в безвольные руки Иллиры и закричала, призывая дворцовую стражу. Потом она кинулась к куче детской одежды, чтобы оторвать полосу для перевязки. Иллира уселась на пятки и сама оцепенела почти как Ча-бос, почувствовав струящуюся между пальцами теплую кровь.

Это был необычный ребенок — и необычная кровь. С'данзо чувствовала, что в щели между ее большим и указательным пальцами собирается чрезвычайно сильный яд. Иллира гулко сглотнула, содрогнулась и едва не потеряла сознание, когда алая жидкость потекла по ее запястью и дальше — под манжет. В этот момент ее самым большим желанием было бросить Ча-бос посреди комнаты и держаться от девочки как только можно дальше. Но вот вернулась Ванда, зубами разрывая какую-то одежку на полосы, а в коридоре послышался топот стражников.

Иллире не оставалось ничего другого, кроме как сдерживать свое отвращение, пока Ванда обрабатывала рану, а Ча-бос корчилась на руках у С'данзо. Детская комната мерцала от сюрреалистичной нелепости ситуации: какая инфекция могла угрожать ребенку, самая кровь которого была ядом? Потом пришло Видение.

Она находилась в Бейсибской империи и Видела мир ночного кошмара глазами ребенка. Вокруг бушевали гиганты — живые тени, — и сталь в их руках была испятнана красным. Чьи-то холодные, твердые руки держали ее, делая мир диким и безумным.

Мимо проплыло лицо, принадлежавшее наполовину ее матери, а наполовину — безжалостной, скривившейся в гримасе великанше, и эта-то вторая половина и была главной. Везде была кровь. Последняя верная Шупансее крепость пала под натиском врагов, и знатнейшие особы империи яростно дрались за свою жизнь, словно какие-то презренные крестьяне.

Иллира, чьи детские воспоминания хранили не менее выразительные сцены, разделяла ужас Ча-бос-ту — ужас, потрясение и оскорбление: никто из этих гигантов, прежде правивших ее миром, не обращал на нее ни малейшего внимания. Хуже того, ее мать, Шупансея, сама, казалось, впала в беспамятство.

В воспоминаниях Ча-бос Шупансея всегда была рядом, такая внимательная, что девочка не мыслила мира без заботы матери. Ча-бос не в силах была охватить разумом такое изменение вселенной и потому подыскала доступное пониманию объяснение. Она никогда прежде не испытывала подобных чувств и никогда прежде не видела столько крови, значит, причина этих чувств — кровь.

В мире Ча-бос кровь стала олицетворением наивысшего ужаса.

Ванда лихорадочно работала, обрабатывая и бинтуя рану. Она явно знала о том, насколько сильно Ча-бос боится крови, хотя, возможно, и не догадывалась о причинах. Стражники же, хоть и были уверены, что травма не была серьезной и не являлась результатом преступления, устроили немалую суматоху в ближайших к детской комнате коридорах — в основном для того, чтобы показать Шупансее (которую уже известили о случившемся), как ревностно они исполняют свои служебные обязанности. Иллира наблюдала за этой суматохой со значительного расстояния. Она освободилась от детских Видений и тем самым закрылась и от собственного страха перед ядовитой жидкостью, в которой все еще были испачканы ее руки, но благоразумно сопротивлялась полному возвращению в мир обезумевшей детской комнаты.

Гадалка продолжала сохранять отстраненное отношение к окружающему до тех пор, пока через порог не шагнула сама Шупансея, а за ней — принц Кадакитис и десяток придворных. Бейса изящно опустилась на колени и попыталась взять дочь на руки. Ча-бос-ту же явно этого не желала. Она принялась яростно, словно маленький демон, отбиваться, пытаясь уклониться от проявляемого матерью внимания.