Книга История прибалтийских народов. От подданных Ливонского ордена до независимых государств - Райнхард Виттрам

Основополагающими явились инициированные прибалтийской церковью решения ландтага 1765 года о системе крестьянского образования. С принятием им нового школьного устава оно поднялось на новую ступень.

Следует отметить, что на фоне положения крестьянства в России или Польше крестьянский вопрос в прибалтийских провинциях выгодно отличался в лучшую сторону, что предопределял общий образовательный уровень прибалтийского населения. Он не давал русскому правительству политического повода автоматически перенести в Прибалтику враждебные крестьянам законы. Как известно, Екатерина II ввела в России практически неограниченное право помещиков на наказание своих крестьян. Однако в Лифляндии и Эстляндии по-прежнему продолжали действовать никогда не отменявшиеся законы времен шведского владычества – подсудность по уголовным делам давно находилась в ведении государства, а не помещика. В частности, в Курляндии помещики в случае возникновения уголовного правонарушения были обязаны каждый раз прибегать к созыву в надлежащем порядке суда. По курляндскому закону от 1617 года (параграф 62) применение смертной казни без решения соответствующей судебной инстанции запрещалось, а виновники в нарушении этого положения сурово наказывались. Защита в лице закона, которой пользовались крестьяне и другие подданные во всех трех прибалтийских провинциях, выражалась в том, что за соблюдением такого порядка обязан был следить прокурор, которому надлежало незамедлительно принимать соответствующие меры в случае обнаружения нарушения.

Тем не менее, несмотря на все охранные статьи прибалтийского законодательства 1765 года, положение крестьянства в Лифляндии во второй половине XVIII века резко ухудшилось. Продажа крестьян получила широкое распространение, и дело доходило даже до публичных торгов. Так называемый «хаусцухт»[225] помещиков, несмотря на обязанность доносить о преступлениях, которая ввиду возможности причинения телесных повреждений распространялась и на слуг, продолжал практиковаться, а захват крестьянских земель помещиками был разрешен.

Последнее, однако, в отличие, например, от Мекленбурга, в бедном населением крае скорее являлось исключением. Такому положению способствовало и то, что крестьянская земля в случае объединения ее с освобожденными от налогов земельными наделами помещика оставалась под налоговым обложением. В то же время крестьянские повинности не были нормированы и зависели от потребностей, чувства справедливости и экономических взглядов того или иного помещика. В результате бегство крестьян стало получать все большее распространение.

Самым хорошим реальное положение крестьянства было, пожалуй, в Курляндском герцогстве. Но и лифляндцы, по свидетельству Броуна, в 1765 году жили не так уж и плохо.

В то же время нет никаких сомнений в том, что простые крестьяне страдали от творившегося в Прибалтике беззакония. Не случайно великолепный знаток местных социальных отношений оберпаленский пастор Хупель с удивлением заметил в 1777 году, что, несмотря ни на что, у крестьян все же сохранялось старое чувство любви к свободе.

Эта любовь к свободе и ширившееся среди крестьян недовольство своим положением вылились в повстанческое движение 1784 года. Непосредственной причиной всеобщего бунта послужил неправильно понятый крестьянством закон о введении подушного налога, но подлинной его подоплекой явилось разочарование в ожиданиях и эксплуататорские перегибы отдельных помещиков. Крестьяне стали отказываться повиноваться своим господам и под руководством избранных ими предводителей, а также депутатов начали выдвигать свои требования. В результате в июне 1784 года генерал-губернатор граф Броун был вынужден сообщить императрице о том, что в крае не осталось ни одного имения, которое не было бы охвачено мятежом.

Наиболее серьезные волнения охватили леттов в Южной Лифляндии, но в них участвовали также эсты в Северной Лифляндии, и дворянство попросило ввести войска. Поэтому при подавлении восстания без кровопролития не обошлось. Из тех десятилетий до нас дошли хорошо сохранившиеся выражения ненависти крестьян по отношению к своим господам и даже немцам вообще, а со стороны помещиков – страх перед бесчинствами восставших крепостных.

Первым немецким помещиком прибалтийских провинций, предоставившим своим крестьянам лучшие права, был лифляндский ландрат барон Карл Фридрих Шульц фон Ашераден (1720–1782), издавший в 1764 году на латышском языке «Ашерадские и лангхольмские крестьянские права». Согласно этому документу, он, опираясь на шведские положения о защите крестьян, преобразовал крепостничество в своих землях в защищенную с правовой точки зрения форму крепостной повинности. (Крестьянин оставался в подневольном положении лишь в отношении строго определенных услуг и получал почти полное право на владение и передачу по наследству движимого имущества, определенное ограниченное наследное право на свой двор и право подавать жалобу на помещика.) При этом крестьянские повинности были не снижены, а только нормированы.

Непосредственно перед этим Шульц фон Ашераден, будучи представителем интересов лифляндского дворянства в Санкт-Петербурге, боролся за сохранение конституции края, познав на себе угрозу, которая исходила для него от национально окрашенного абсолютизма. Глядя далеко в будущее, опытный в политических интригах и готовый пожертвовать собой на службе во благо родины, своим крестьянским правом фон Ашераден преследовал цель поставить дворянство перед свершившимся фактом и заставить его принять самостоятельное решение о проведении столь необходимой реформы, чтобы упредить угрожавшее всем вмешательство русского правительства. Однако это ему не удалось, поскольку тогда ландтаг стоял на позициях принятой в то время практики.

Тем не менее новаторский правовой акт лифляндского ландрата не оказался единственным. Его примеру последовал ряд дворян в Курляндии (в 1770–1816 годах в общей сложности одиннадцать) и Эстляндии (в 1789–1801 годах – соответственно четыре).

Духовные предпосылки общего урегулирования крестьянского вопроса вызрели под влиянием идей Просвещения во всех трех прибалтийских провинциях одновременно. Однако само осуществление начавшегося в 1795 году процесса принятия реформаторского законодательства соответствовало своеобразию каждой из трех провинций и проходило в закрытых, по сути, от внешнего мира Лифляндии, Эстляндии и Курляндии по-разному.

В Эстляндии в декабре 1795 года ландтаг в форме тайного клятвенного соглашения помещиков принял ряд правил, согласно которым при взимании сборов с крестьян их учет обязательно должен был вестись в вакенбухах[226]. Кроме того, было признано право крестьян на движимое имущество, а «хаусцухт» и продажа крестьян ограничивались.