Книга Улыбка смерти на устах - Анна и Сергей Литвиновы

— Это вы ему стейк принесли? Какой? Рибай? Дайте и мне такой же. Но степень прожарки — с кровью. И красного вина.

Девушка совсем не выглядела выпившей — по телефону мне почудилось — и казалась усталой. Бедные они, эти современные девки. Приходится им впахивать, развивать карьеру. Нет, чтобы сидеть за пяльцами или выстаивать обедни да глазами зыркать — женихов приманивать.

Однако даже в утомленном виде смотрелась Порецкая что надо. Такие тонкие и пропорциональные черты — на нее даже с соседних столов заглядывались: бабы — ревниво, мужики — с вожделением (и мне при этом завидовали).

Вино ей принесли тут же, она пригубила и бросила мне сухо:

— Давайте о деле.

О деле так о деле. В сущности, я за этим сюда пришел.

Да, нам с Порецкой-младшей самое время объясниться: насколько глубоко копать мне дальше. И готова ли заказчица эти мои изыскания оплачивать.

— Вы в пятнашки в детстве играли? — спросил я.

— В пятнашки? — переспросила она, словно я говорил на иностранном языке. Или употребил мудреный термин из высшей математики.

— Ну да. В салки. В догонялки.

— Ммм, да, — ответила она не слишком уверенно.

— Суть в том, — напомнил я, — что ведущий должен догнать и запятнать играющего. И тогда тот, в свою очередь, начинает всех догонять.

— При чем здесь это? — официальным тоном переспросила она.

Я слегка разозлился, но тут ей как раз принесли стейк — не в пример быстрее моего. Когда подавальщик отошел, я пояснил:

— Пятнашки, говорят, это модель распространения чумы. Или холеры. Поэтому именно в девятнадцатом веке, во время вспышек эпидемий, игра стала популярной. Один как бы заражается, а потом начинает заражать других.

— При чем тут мой отец? И его убийство? — Ее белые зубки вонзились в окровавленный кусок мяса. Ела она аккуратно и, можно сказать, красиво.

— Практически не остается сомнений, — провозгласил я, — в том, кто является убийцей вашего отца. — Ее лицо дрогнуло, она жалко сморгнула. — Однако его гибель, как оказалось, лишь одно звено в целой цепи преступлений.

И я рассказал ей всё. Как её отец познакомился с Ольгой Мачниковой. И как молодая медсестра убила его, замаскировав преступление под суицид.

Глаза девушки набухли слезами. Она резко отодвинула тарелку. Подскочил официант.

— Вам что-то не понравилось? — спросил встревоженно.

— Все хорошо, — рявкнула Полина. — У меня нет аппетита. Унесите.

Девушка сдержала себя. Слезы не потекли.

Я не стал утешать ее, однако повествовал дальше. Поведал, как мы установили медсестру-убийцу и начали за ней слежку. И я затем нашел хладный труп Мачниковой в ее собственной постели. И все указывало, что расправился с ней рекламщик и бывший певец Бурагин, замаскировав свое преступление под передоз. И как потом самого Бурагина отравили — вчера по окончании шоу «Три шага до миллиона».

— Ах вот оно что! Об этой смерти все СМИ сегодня кричат.

— Мне удалось установить, — сказал я, исключая из уравнения Римку, — кто стал убийцей на телешоу. Я задержал его и вынудил во всем признаться. И рассказать о мотиве преступления.

— И?..

— И вот тут как раз всплывают пятнашки. И образ заражения. — И я кратко изложил сегодняшний рассказ Тучкова: клуб самоубийц, люди в масках и кукловод, организатор цепи: господин Клибанов, кто бы он ни был.

— Получается, что цепочка — открытая, незамкнутая, — закончил мысль я. — С одной ее стороны находится режиссер Тучков, который убил Бурагина и которого, если ему верить, теперь ждет неминуемая смерть от руки какой-то другой, неизвестной персоны, что тоже находится в игре. А с другой стороны этой цепи располагался ваш отец. Которого убили и который, значит… — Я сделал многозначительную паузу.

Она не въезжала. Ну, мне не привыкать выступать горевестником. То есть безжалостно высказывать в лицо тяжкую правду. Одни сообщения об измене любимого партнера, которые мне приходится приносить клиентам, чего стоят! Однако Полина была мне симпатична, поэтому я постарался изложить свою мысль максимально мягко. Используя эвфемизмы.

— Если ваш отец также состоял в том клубе самоубийц, он мог уйти навсегда лишь после того, как сам кому-то помог…

— Помог — что? — упорно отказывалась понимать она.

Я выдохнул.

— Кому-то расстаться с жизнью.

— Вы хотите сказать… что он, мой папа… тоже кого-то убил?..

— Пока это только версия. Но она, нельзя не согласиться, довольно логичная и внутренне непротиворечивая.

— Но вы же сами говорили! Со слов вашего режиссера, разве нет? Что в клубе были контракты на убийство, а были — лишь на один суицид. Почему мой папа не мог выбрать именно такой? И я не верю — да, не верю! — что он способен убивать! Что вы вообще теперь от меня хотите?!

И тут Порецкая не сдержалась. Слезы хлынули потоком. Девушка пробормотала:

— Извините, — подхватила сумочку и опрометью кинулась в туалет.

Я в одиночестве дожевал, наконец, свой остывший стейк — тоже безо всякого аппетита.

Полина отсутствовала довольно долго. Вернулась с заплаканными глазами и покрасневшим носиком. Прошептала с упреком:

— Зачем вы мне все это рассказали?

— Вы хотели знать правду — я ее вам раскрыл. Именно такой ситуация видится на данный момент. Был ли ваш отец убийцей или нет, это надо выяснить. Как и то, не стоит ли за его смертью кто-то еще. Мне почему-то кажется, что Мачникова действовала не в одиночку. И ее кто-то направлял. Поэтому вопрос: копать ли мне дальше?

— А если выяснится, что мой отец в чем-то замешан? В неприглядном? Вы сообщите об этом властям?

— Согласно закону, я, как и всякий гражданин, узнав о совершенном преступлении, обязан донести о нем. Но все же понимают: ваш батюшка мертв. Дело против него все равно придется прекращать, за смертью фигуранта. Поэтому могу сказать вам прямо сейчас, не для записи и не для передачи: всё, что мне станет известно, останется строго между нами.

— Да, — не колеблясь, ответила она. — Давайте, действуйте. Я хочу знать правду. Какой бы она ни была. — Она помедлила и добавила: — И найдите мне этого, как вы говорите — Клибанова? Организатора цепи.

— Клибанов — по всей видимости, только псевдоним.

— Вот именно. А я хотела бы, чтобы его изобличили. И судили. И дали максимальный срок. Вы разве не понимаете?! — проговорила она с неожиданной страстью. — Мой отец — даже если он вдруг убивал! — во что я, впрочем, не верю! — он на самом деле всего лишь жертва! Жертва интриги!.. Нет, не интриги! Ужасного заговора!.. Воды мне принесите! — властно крикнула она промелькнувшему официанту. — Без газа, теплой! — А потом снова обратилась ко мне: — Вы знаете… — Повисла долгая пауза, она будто бы припоминала. — Я вам не рассказывала, но отец где-то за две недели до смерти действительно стал странно себя вести. Лично мы с ним в ту пору не виделись, однако однажды я позвонила ему сразу после майских каникул — среди дня, хотела срочно проговорить один вопрос. Но мобильный у него не ответил — длинные гудки. Тогда я набрала его рабочий. Ответила секретарша. Сказала: Игорь Николаевич в отпуске. Я удивилась — он вроде никуда не собирался и мне ничего ни о каком своем отдыхе не говорил. Я звякнула по городскому домой — отец взял трубку. И голос его звучал как-то странно, загадочно, заполошенно. Я его спросила, почему он вдруг в отпуске, что делает? Он смутился, начал нести ахинею: мол, домашние дела накопились, надо вещи в стирку, в починку отдать — в общем, ерунду. Ради такого отпуск брать? Я грешным делом подумала, что у него женщина завелась — но почему тогда надо в столице околачиваться, мог бы поехать со своей новой пассией куда-нибудь, средства ему позволяли. Потом я ему еще раз на той самой неделе позвонила, он сначала трубку не брал, потом проговорил что-то невнятное и был какой-то… испуганный, что ли. Прошептал: я не могу, мол, говорить. А потом часа через три перезвонил и звучал совершенно по-другому — благостно и весело: да, говорит, были у меня проблемки, но я их решил, все урегулировал, сейчас вот на дачу мотнулся, отдыхаю. Почему вдруг? Почему отпуск? Почему среди недели он вдруг поехал на дачу? Я вот и думаю — теперь, — голос ее снова дрогнул: — может, это все, — она понизила тон и почти прошептала: — неспроста было?