Книга Следовать новым курсом - Борис Батыршин

Повалишин задумался.

– Было что-то. На «Витязе» тогда гостил американский морской офицер, француз по происхождению. Я с ним довольно близко сошёлся, много о чём беседовали во время вахт. В том числе и о Квебеке, откуда он родом.

– Так поделитесь с молодёжью, Иван Фёдорыч. – попросил старший офицер. – Нам, судя по всему, предстоит расхлёбывать эту кашу: если американцы, и вправду, предъявили господам просвещённым мореплавателям ультиматум – жди в гости британской эскадры. И хотелось бы понимать, из-за чего сыр-бор.

Дверь кают-компании распахнулась.

– Вашбродие, вахтенный офицер срочно просют на мостик! – задыхаясь, выпалил вестовой. – С зюйд-веста виден дым и мачты. Их благородие господин мичман говорят – военный корабль!

Повалишин торопливо встал. За ним задвигали, застучали стульями остальные офицеры.

– Что ж, посмотрим, кого там нелёгкая принесла. А к разговору о Канаде мы, господа вернёмся позже.

И вслед за вестовым заторопился к трапу.

Обе колонны сбросили ход и теперь едва ползли на трёх узлах. Визитёр, изящный трёхмачтовый клипер, двигался на траверзе «Минина». С мостика «Клеопатры» было отчётливо видно, что бутаковский флагман и гость торопливо семафорят друг другу флажковой азбукой.

– Из третьей серии, построен на Охтинской верфи в Петербурге. – уверенно заявил старший офицер. – Деревянный, близнец «Алмаза», который состоял с «нашим Витязем» в эскадре Лестовского. Но точно не он – у «Алмаза» в шестьдесят четвёртом стеньгу поменяли, она так и осталась кургузая.

– «Жемчуг» в октябре затонул у Мадагаскара после боя с британскими крейсерами. – сказал Повалишин. – «Изумруд», как я слышал, сильно потрепало штормом у Фолклендов – они зашли в Рио чтобы починиться, да так там и стоят по сей день. Остаётся «Яхонт».

– Он самый и есть. – кивнул старший офицер. – Командир – капитан первого ранга Курош. Любопытно, какими судьбами их сюда занесло?

– Не волнуйтесь, батенька, скоро узнаем.

На стеньге «Минина» взвилась гирлянда пёстрых флажков».

– Сигналец, что там?

– «Эскадре следовать в прежним курсом. Ход девять узлов.» – бодро отрапортовал сигнальный старшина. – «Яхонту встать мателотом за «Скоморохом».

– Вот и отлично! – Повалишин зябко потёр посиневшие от стужи руки – он так и не надел перчатки, поднимаясь на мостик. – Через сутки, много, через двое будем в Нью-Йорке, там всё и выяснится.

– Что ж, Иван Фёдорыч, пойдёмте в кают-компанию. Вы, кажется, обещали рассказать о Квебеке? Аудитория у ваших ног.

– А стоит ли, Геннадий Семёныч? – сощурился Повалишин. – Я уж, право, подзабыл… Скоро будем в Нью-Йорке, а там, к гадалке не ходи, все газеты полны подробностями канадских событий, и нынешних, и того, что творилось раньше. Вот и прочтут, а заодно свой аглицкий подтянут. Полагаю, мы в Америку не на один день – пригодится.

– Нет уж, вы, голубчик Иван Фёдорыч, пожалуйста, не манкируйте. Газеты – газетами, а надо и самим составить мнение. Мало ли что американцы понапишут?

Кают-компания «Клеопатры». Двумя часами позже

– …всё началось, когда жители Нижней Канады, к которой относился и Квебек, подняли вооружённый мятеж. – рассказывал Повалишин. – Население провинции состоит, по большей части, из потомков французских колонистов – нетрудно догадаться как они «любили» англичан. В памяти свежи были Наполеоновские войны, к тому же живы были ещё и те, кто застал Семилетнюю войну между Францией, Англией и Североамериканскими Штатами, и падение в тысяча семьсот шестидесятом Монреаля и Квебека.

Повалишин сделал паузу и отодвинулся от стола, давая место буфетчику с огромным жестяным чайником. Тот подлил в кают-компанейский самовар кипятку, расставил по столу хрустальные вазочки с вареньем (эх, ненадолго хватит домашних заготовок, о которых позаботились жёны офицеров!) – и скрылся за дверью.

– Так вот. Канадские французы не оставляли мысли добиться, по примеру южных соседей, независимости от Британской Империи. В тридцать четвёртом, если мне память не изменяет, году парочка тогдашних политических деятелей – один из них носил фамилию Папино – сочинили декларацию, в которой объяснили, почему они больше не доверяют британским властям. Те в ответ прислали в Квебек высокопоставленного эмиссара. Переговоры тянулись два с лишним года и закончились ничем – в тридцать седьмом Квебек взялся за оружие. Их поддержали и англоязычные инсургенты из Верхней Канады.

Мятеж продолжался больше года и получил название «Восстание Патриотов». Повстанцы, как водится, заявили о создании независимой республики и, заручившись поддержкой САСШ, провозгласили гражданские свободы: равные права для французского и английского языка, свободу вероисповедания, отделение церкви от государства и прочее в том же духе.

– В нашем благословенном отечестве это кое-кому не понравилось бы… – криво усмехнулся мичман-артиллерист, но был немедленно прерван настойчивым звоном чайной ложечки о стакан.

– Прошу не забываться!

Старший офицер глядел на провинившегося без следа отеческого добродушия, какое он демонстрировал во время недавнего разноса.

– Кают-кампания не трактир и не университетская аудитория, тут место для разговоров о политике. И чем скорее это усвоите, тем лучше будет всех. А, ежели не усвоите, то на флоте вам не место!

Физиономия мичмана пошла красными пятнами.

– Да, но я…

– …сказали глупость, не подумав. – перебил его Повалишин. Голос его был мягче, но мягкость эта не оставляла нашкодившему юнцу ни малейших иллюзий. – По молодости – случается. Надеюсь, это послужит для вас уроком.

Мичман беспомощно огляделся. Со всех сторон – укоризненные, а то и откровенно насмешливые взгляды.

Повалишин откашлялся.

– Так я продолжу. К тридцать восьмому году мятеж был окончательно подавлен. Последняя точка была поставлена в так называемой «Битве за ветряную мельницу». Это эпическое сражение состоялось между отрядом канадских республиканцев и американских добровольцев и британской регулярной пехотой, поддержанной милицией из местных лоялистов. К тому времени на сопредельной территории САСШ была создана сеть так называемых «Охотничьих лож» – они-то формировали и вооружали для вторжения к северным соседям отряды из всякого сброда – революционных эмигрантов из Европы, контрабандистов, речных пиратов, а то и откровенных бандитов. Вожаки у них были под стать: один из них во время предыдущей англо-американской войны был капером, а другой – так и вовсе финн, эмигрировавший в Америку участник Польского восстания тридцатого года.

По кают-компании прокатились шепотки. Запрет на политику – это, конечно, разумно и в традициях Российского Императорского Флота. Но куда деться от этой политики, если она сама лезет изо всех щелей?