Книга Тайна пропавших картин - Ольга Солнцева

«А как же ты?»

Но показалось, что вопрос мой будет фальшивым и неуместным.

– Сашенька моя, – прошептал он. – Я надеюсь, что вы доберетесь до Харбина. А там уже – проще. Там по-другому работает почта – письмо можно отправить через Китай в Европу. Я слышал, в Харбине немало бывших белогвардейцев, эмигрантов. Надеюсь, там ты сможешь связаться со своими родными. А я потом найду вас… Не знаю, как… Надеюсь… Когда-нибудь…

Но в его голосе уверенности не было, и я тихо заплакала. Прошептала ему:

– Прости меня! Я была плохой женой…

– Ты была самой лучшей женой на свете! И я счастлив, что встретил тебя.

Но я все равно чувствовала себя безмерно виноватой перед ним – впервые за столько лет. Прижалась к нему, не в силах остановить слёзы.

– Саша, пора! – он мягко отодвинул меня и подошел к кровати, где спала дочка, осторожно приподнял Еленку, завернул в ватное одеяло…

117

…Мы не рискнули выходить через коридор. Страх быть услышанными соседями заставил нас осторожничать. Если нас начнут искать, первыми, кто будет опрошен, станут именно они. Кто знает, что последует после этого.

Город не освещался уже много лет. Поэтому шанс не быть замеченными был большим. Мы еще в комнате договорились: ни слова на улице, ни звука. Но все равно – сильно рисковали: нас мог заметить ночной патруль.

Матвей вылез первым – через окно, принял на руки Елесю, помог выбраться нам. Он пошёл вперед, неся дочку на руках. Мы бесшумно шли следом.

Когда сели в автомобиль, муж исчез в темноте. Через минут семь появился из двери дома, на крыльце. Уже по дороге объяснил, что сделал это из предосторожности. Пусть думают: он привел жену и дочь к родственникам, а сам отправился на работу. Так уже было раньше; если кто его и заметил, вряд ли удивился.

Теперь окно было закрыто изнутри… Если нас хватятся, будет загадка для «товарищей», как мы испарились из комнаты.

118

Матвей привез нас не на станцию, а на какой-то железнодорожный пункт, где стояли только товарняки. У одного из паровозов мы остановились.

Матвей передал безмятежно спавшую Еленку в руки тете, потянулся к закрытой двери и пару раз стукнул. Та тут же открылась. Тихим голосом муж произнес:

– Это я.

И тут же, подхватив Гертруду под мышки, подсадил на высокую подножку. Следом взял из тетиных рук дочку, заглянул в ее личико, легко поцеловал, прижался на мгновение щекой, а затем торопливо протянул ребенка вверх. Чьи-то руки приняли девочку. Потом последовала тетина очередь…

И вот мы остались вдвоем на платформе. В моем горле запершило, и я почувствовала, что слезы бесшумно полились по щекам. Но было так темно, наверняка Матвей этого не заметил. Что творилось в моей душе, описать трудно. Столько разных чувств смешалось воедино… Страх, тоска, беспомощность, вина… И еще что-то новое, проснувшееся во мне к Матвею – чувство неизбежности, бессилие перед разлукой. Я поняла, что впервые в жизни совсем не хочу расставаться с ним, не хочу уезжать без него!

То, о чем думала, о том и сказала:

– Матвей! Поехали с нами.

– Нет, Сашенька! Мне еще вас прикрывать надо. Если и я исчезну, боюсь, начнут искать. А так… Я попробую притвориться, что вы уехали к родственникам. А ты – береги себя, и Леночку… Пора, Саша. Опасно здесь стоять. Давай … прощаться.

Он прижал меня к груди, потом поднял голову, поцеловал в губы. Крепко-крепко.

Сердце мое билось, как сумасшедшее. Мне тяжело было дышать. Я обхватила его за шею и прошептала свою тайну:

– У нас будет ребенок!

– Что?! – он услышал, но переспросил.

– Надеюсь, мальчик. Я назову его Никитой. Ты не возражаешь?

Он мотнул головой, прижал меня к себе и прошептал:

– Теперь я просто обязан выжить!

Из паровоза показалась голова. В темноте разглядеть лицо было невозможно. Но голос показался знакомым:

– Матвей, время! Скоро светать начнет. Рабочие придут в депо.

Матвей оторвал меня от себя, подхватил на руки и подсадил наверх.

– Я найду вас, – были последние его слова.

Машинист отодвинул меня вглубь и торопливо закрыл двери. Я бросилась к окну…

Матвей стоял внизу, с задранной вверх головой. Потом только раз махнул рукой и тут же зашагал прочь. Наверно, он боялся, что кто-то может увидеть его здесь. Прижавшись к холодному стеклу, я смотрела в маленькое, грязное окошко до тех пор, пока он не исчез в темноте.

Потом закрыла глаза. Почувствовала, что состав тронулся, медленно, а потом все быстрей и быстрей застучали колеса по рельсам.

– Сашенька! – услышала я голос тети и вернулась в реальность. Обернулась. Увидела, что мы в будке машиниста. Он не смотрит на нас – занят, стоит, повернувшись к нам спиной, а лицом к лобовому стеклу. Тетя держит на руках Елесю. Рядом стоит Гертруда и глядит на меня.

– Все наладится!.. Я надеюсь…

Таким образом, она попыталась успокоить меня, хотя в ее голосе сильной надежды я не ощутила.

– Нам предстоит трудный и долгий путь. Мы должны быть сильными, – тихо произнесла тётя…

119

Каково же было моё удивление, когда я узнала в машинисте Васю Краюшкина! Вот кто оказался Матвеев друг! Всё же мир тесен – разве можно было даже предположить, что я встречу своего друга детства при таких обстоятельствах?..

Вася пояснил нам, что ему пришлось отказаться от напарника, когда Матвей попросил, никому не сообщая, взять на поезд его семью. Напарнику было сказано, что Вася неожиданно получил ученика – обучать профессии машиниста. Его постоянный помощник вдруг обрадовался: у него как раз тёща расхворалась, а жена была на сносях – вот-вот родить должна. Оставлять семейство почти на полмесяца, а то и больше, без мужика в доме ему бы не хотелось…

– Так что, Сашенька, придется тебе научиться управлять этой махиной.

– Мне? – испуганно переспросила я, догадавшись, что мой друг детства говорит о поезде.

– Не волнуйся. Мне твоя помощь нужна будет только для того, чтобы отсыпаться. Я же не могу ехать несколько суток пути без сна!.. Там, в подсобке, одежда моего напарника. Переоденься. Мы испачкаем тебе лицо в саже, чтобы никто не догадался, что ты – девушка. На станциях старайся играть мужскую роль: будь погрубее, меняй голос. А твои будут сидеть в подсобке безвылазно. Придется потерпеть без свежего воздуха. Им показываться наружу никак нельзя…