Книга Глубокий поиск. Книга 2. Черные крылья - Иван Кузнецов

Стройность рассуждений и выводов даже испугала меня. Интересно: мне одной всё это пришло в голову? Знают ли дома? Задумываются ли над этим? Хорошо бы поделиться моими соображениями и запросить ответа на них! Но как?! Рамки телепатического контакта слишком узки. Так не хватает живого общения! Порой руки опускаются, когда понимаешь, что нужную, важную информацию нипочём не передать, не принять…

Самая-самая главная трудность телепатии не в том, чтобы точно передать и точно принять, а в том, чтобы поверить себе: что ты эту информацию именно приняла – не показалось, не придумала сама. Поэтому все стараются транслировать попроще, поразборчивее. Не до философствований.

Перед Николаем Ивановичем лежали в несколько стопок папки с личными делами. Кандидатуры для обучения в школе нейродиверсантов. Кандидатуры для работы в лабораториях группы. Одарённые дети: надо заранее готовиться к началу следующего учебного года.

Реорганизация может дойти до группы в любой момент, но пока на все предложения и соображения Бродова ответ был коротким: «Жди. С тобой – в последнюю очередь. Пока работай как есть». Настроение по-прежнему чемоданное, но не останавливать же из-за этого все дела! Тем более что и безо всякой реорганизации кое-кого из специалистов приходится отдавать на сторону. Вот самая маленькая стопка: кандидатуры для новой академии.

Соответствующим ведомствам поставлена задача до осени подготовить всё необходимое для открытия Академии педагогических наук, в первую очередь сформировать состав. Придётся поделиться с будущей АПН своими психологами. Бродов жертвует туда двух бывших педологов. Не сказать, что от сердца отрывает – будут совмещать. Тем более сам же на совещаниях активно поддерживал идею создания академии, даже продвигал. Дело полезное! Надо серьёзно изучать детей – начиная от самых маленьких. Подключить все передовые достижения разных наук и изучать – масштабно, комплексно, не так, как до войны что-то там на коленке кустарили.

Вот бы узнать, откуда же всё-таки берутся нейроэнергетические способности! Рождается с ними человек – один на сотни? Или же чувствовать тонкий план, действовать на тонком плане сможет каждый, если вовремя научить? Быть может, обучить ребёнка языку тонкого мира так же просто, как обычной человеческой речи – лишь бы начать в подходящий момент. Если не так, если всё же это уникальная способность единиц, тогда надо найти возможность массовой диагностики, чтобы выявлять нейроэнергетически одарённых легко и незаметно.

Например, ввести в школе урок… нестандартный какой-нибудь… допустим, интеллектуальные игры с элементом удачи и интуиции – вроде домино, шашек, да тех же карт… Всё какие-то недетские лезут в голову. Ну, мало ли игр – можно поискать… Морской бой вот…

Или урок психологии… под невинным прикрытием: скажем, «психология семейных отношений»…

Между прочим, идея про уроки психологии в школе ещё вот чем хороша: помогут такие уроки повысить порог внушаемости. Чем лучше ребёнок станет понимать себя и как устроено общение, тем меньше его психика будет подвержена внесознательному воздействию: он вовремя заметит, как ему в голову стараются впихнуть чужую идею, как навязывают чужую волю.

Не Бродовым и его группой открыто, а задолго до них: толпа внушаемых что дышло, куда повернут её, туда вся телега и поедет. Сегодня она читает твои плакаты, а завтра – вражеские листовки, сегодня слушает отечественное радио, завтра – зарубежное. Кто кричит громче и настойчивее, тот и управляет внушаемой толпой. «Сегодня ты, а завтра я»… Внушаемый народ – ненадёжный союзник для собственных руководителей. Лучше, когда люди резистентны к внушениям, зато имеют твёрдые убеждения. Управлять разумными, самостоятельно мыслящими людьми труднее, но в конечном итоге больше шансов выжить – и для тех, кто управляет, и вообще для страны. В Советском Союзе борьба с внушаемостью – с самого начала в приоритете: для этого – всеобуч, для этого всей стране привили вкус к чтению хороших книг…

А что касается твёрдых, глубоких и самых важных убеждений, то они, между прочим, формируются в ранние годы жизни. Так и с этой стороны, как ни крути, создание Академии педагогических наук очень даже своевременно, хотя война в разгаре и, казалось бы, не до того…

Какое наслаждение – думать о том, что не касается войны, строить планы на мирную жизнь!

Бродов поднялся из-за письменного стола. День за окном был наполнен жемчужным мерцанием – отсветом необъятных снежных пространств. Стоило приоткрыть форточку, как в неё врывался совершенно ни с каким другим не сравнимый воздух марта – воздух, перенасыщенный влагой ещё не сошедшего, но начавшего таять снега; чистейший воздух без примесей земли, прелой листвы, зелени – только влага, чистое обещание весны. Николай Иванович разжёг верный примус, поставил чайник. Секретаршу звать не хотелось, чтобы не прерывать хода мыслей, принявшего в кои-то веки приятное направление.

Глядишь, откроется всё-таки, что нейроэнергетические сверхспособности – они не «сверх», а есть у каждого. Как тогда изменится жизнь? Медицина разнадобится, и средства связи, вся техника станет иной. Люди сумеют заглядывать в совсем другие миры просто, словно в окна. Интересно до чего! Впрочем, это кому как. Бродов частенько силился понять людей, которым не интересны загадки мироздания, человеческие возможности, потаённые в глубинах тела и разума. Ведь полно таких, кому не интересно. Они называют себя реалистами…

Чайник забулькал, и Николай Иванович снова присел к столу с кружкой кипятка, символически подкрашенного несколькими чаинками.

Однако далеко же от реальности увели его самого утомление и фантазия! Будет мечтать! Передышка окончена, пора возвращаться к делам насущным и безотлагательным.

Отодвинув педологов, с которыми всё более или менее ясно, взялся за личные дела кандидатов в сотрудники…

В числе прочих он затребовал досье на молодого военврача, которого в начале года вызывал для проведения медосмотра из авиаполка, случайно оказавшегося неподалёку от расположения спецгруппы, а ныне дислоцированного в Монголии. Выйдет же отличный диагност и целитель! Глядишь, и иные таланты обнаружатся. Задание не вызвало затруднений у подчинённых: жизнь доктора была как открытая книга. Вскоре папка средней толщины лежала на столе.

Бродов открыл первую страницу: биографическая анкета. Знакомые имена сразу бросились в глаза. Как же раньше-то прохлопал очевидное?! Простое русское имя, распространённая крестьянская фамилия… И всё же непростительная невнимательность. Плохой звоночек…

Перечитал страницу подробно, и сомнений не осталось: он знал родителей молодого человека, да и самого встречал не раз во дворе дома на Белинке. Мальчишки носились то с голубями, то с деталями для радиоприёмника. Разве узнаешь во взрослом, ладно скроенном военном, серьёзном и ответственном докторе худощавого, весёлого дворового непоседу? Разве что по искоркам в глазах…

Между тем его мать – та самая добрая женщина, которая в начале двадцатых за небольшую плату бралась стирать. Бродовы отдавали ей крупные вещи, вроде постельного. Она обстирывала и студентов университета, порой даром: жалела бедных, полуголодных ребят… Она отпаивала Николая Ивановича целебными травами, когда он, внезапно овдовев, еле ноги таскал от хвори, которую врач назвал «острым нервным истощением»… Муж у неё был простой, но хороший, трудяга, ветеран Первой мировой. Оба они с мужем – земляки Бродова…