Книга Личник - Игорь Валериев

— Евгений Николаевич, всё! Давайте собираться, — цесаревич поднялся из-за стола. — А вы, Тимофей Васильевич, как я уже сказал, завтра от службы освобождаетесь, а вот послезавтра к вечеру я хотел бы услышать от вас стройную систему доводов, согласно которых российских революционеров финансируют иностранный банковский капитал или Лондон. Штабс-ротмистр Савельев доложил мне и об этом.

Я удивлённо посмотрел на цесаревича и произнёс только то, что мог произнести.

— Слушаюсь, Ваше императорское высочество.

— Не удивляйтесь так, Тимофей Васильевич. Мне хочется выслушать ваши аргументы. Кстати, генерал Черевин высказывал что-то похожее. Так что вы не одиноки в своих выводах.

«А Николай всё больше и больше становится не похожим на того человека, о котором писали в моём времени, — думал я про себя, наблюдая за тем, как одеваются мои неожиданные гости. — Сегодня пару раз так посмотрел на меня, что хотелось вскочить и вытянутся во фрунт, докладывая обо всех своих прегрешениях. А со мной такое редко случалось. Вот вам и рохля. И задание очень интересное дал. Придётся завтра заняться политической экономией революционного движения».

Глава 15

Политэкономия революционеров

«Нас утро встречает прохладой», — мурлыкал я про себя, делая разминочный комплекс. Комнаты за ночь выстудились, и температура в помещениях была где-то градусов двенадцать.

Закончив укороченную на сегодня зарядку, головушка после вчерашнего возлияния побаливала, с наслаждением умылся. После этого, не дожидаясь денщика, растопил голландку, позавтракал остатками вчерашнего застолья. В конце завтрака прибыл Игнатов. Нагрузив его поручениями по хозяйству на сегодняшний день, оделся и отправился к жандармам.

Савельев был уже на месте, и к моей просьбе выделить мне кое-какие документы для подготовки доклада Николаю отнёсся с пониманием, даже извинился за то, что вчера довёл до цесаревича мои измышления по поводу финансирования революционеров. Прощение от меня Владимир Александрович получил, а заодно ещё одну просьбу — дополнительно допросить Белкова и сделать запрос в Благовещенск, чтобы опросили господина Нино. При этом, я передал штабс-ротмистру список вопросов, которые меня интересовали. Прочитав вопросы, Савельев хмыкнул и произнёс:

— Тимофей Васильевич, Эмиля Францевича уже опросили, и он подтвердил, что его трое гостей представились агентами фирмы «Бриторус» в Лондоне. Извините, что не сообщил вам об этом вчера. Но, судя по вашему списку вопросов, кое-что мы упустили. Сегодня же отправлю новый запрос в Благовещенск. Надеюсь. Что господин Нино ещё там а не отправился назад в Хабаровск. И ещё, Тимофей Васильевич, я надеюсь, вы меня ознакомите с документом, который будете готовить для наместника?

— Общую концепцию, Владимир Александрович, вы уже слышали. А в докладе постараюсь представить факты, которые пусть и косвенно, но подтверждают мою гипотезу. Не исключаю, что выглядеть это будет наивно.

— Всё равно хотелось бы ознакомиться потом с этим документом. Я могу надеяться?

— Владимир Александрович, мне нечего скрывать. Конечно, я ознакомлю вас с тем опусом, который успею создать за полутора суток, — ответил я штабс-ротмистру.

Получив от Савельева все необходимые документы и пообещав зайти после обеда за данными допроса Белкова, отправился домой, готовить доклад.

Дома было уже тепло. В окна, через занавески пробивались лучи восходящего солнышка, освещая комнату. Сел за стол, на который до этого положил документы, полученные от главы жандармов Дальнего Востока. Взял в руки лист бумаги и положил его перед собой. После этого карандашом разлиновал лист на шесть колонок. Отчеркнув первую строку, записал в графах по очереди: революционер, годы жизни за границей, его деятельность, события в России, мировые события, кому выгодно.

«Ну, что же, приступим господа, — подумал я про себя, ещё раз рассмотрев столбцы на листе бумаги. — Начнём рассматривать противостояние Британии и России за последнее столетие. Противостояние морской и континентальной державы, которое чаще всего со стороны британцев было тайным и действенным. Про Павла I и английского посла Уитворта и „революционеров-генералов“ писать лучше не буду. Насколько я понял из бумаг в канцелярии генерала Черевина истинная причина смерти императора Павла I до сих пор под грифом „совершенно секретно, после прочтения съесть“. Шутка, такая. Апоплексический удар от удара табакеркой или сильно затянутого шарфа на шее — данные из моего времени. А здесь не дай бог ляпну правду, самого апоплексический удар в двадцать лет разобьет. Декабристов тоже опускаем. Петрашевцы за границу не ездили, инструкций не получали. Их деятельность можно оценить как угар революционного движения в Европе, которое было в те годы. В своей основе вся деятельность петрашевцев — это „кухонное“ обсуждение властей в российской империи, их продажности и косности. И кто же тогда становится первым революционером с поддержкой иностранного капитала? Конечно же, Александр Иванович Герцен. Какая сука разбудила Герцена? Или Ленина? Точно не помню, откуда эти строки, но Герцена разбудили зря».

Записав в первый столбик данные на Герцена, во втором написал, девятнадцатого января одна тысяча восемьсот сорок седьмого года выехал за границу и назад в Россию больше не возвращался. Герцен у нас первый официальный политэмигрант, которому Николай I отдавал личные распоряжения и приказы вернуться на родину. После мартовского манифеста российского императора сорок восьмого года, в котором тот осуждал революционную крамолу в Европе и рекомендовал-приказал своим подданным вернуться домой, почти тридцать тысяч россиян вернулось, выполнив указание своего государя, а Герцен нет. Устав уговаривать своего подданного, Николая I дает указание наложить запрещение на имущество Герцена. Восемнадцатого декабря одна тысяча пятидесятого года Петербургский уголовный суд постановил «подсудимого Герцена, лишив всех прав состояния, признать за вечного изгнанника из пределов Российского государства». Был наложен арест и на капиталы матери писателя, Луизы Ивановны.

Я пролистнул ещё раз пару документов отдельного корпуса жандармов. Вроде бы всё верно. Итак, казалось бы, миллионер Герцен приказал долго жить. Но тут на сцену выходит барон Джеймс Ротшильд — представитель банкирского дома Ротшильдов во Франции. Первый богач республики с состоянием в шестьсот миллионов франков на сорок восьмой год. До этого первым по богатству был французский король, но его не стало после революции в том же году. И вот здесь у меня возникает вопрос, каким образом сложились взаимоотношения между Герценом и Ротшильдом? Как они встретились?

Документы из отдельного корпуса жандармов фиксируют, что Герцен продал Ротшильду билеты московской сохранной казны, принадлежащей его матери на сумму чуть больше одного миллиона франков. Ротшильд выплатил всё писателю, а потом потребовал оплаты билетов со всеми причитающимися процентами у своего русского контрагента. Тот ответил, что этого сделать не может в силу запрета властей. В ответ барон Ротшильд пригрозил бойкотом России со стороны международных финансовых институтов и отказом в займе на достройку железной дороги Москва — Санкт-Петербург на сумму пять с половиной миллионов фунтов стерлингов.