Книга Лежачий полицейский - Юлия Лемеш

Вот оно как. Опекун нашелся!

– Изольда Табуреткина. По отчеству – Ниловна. Отчество попрошу оставить без изменений.

Мама понимающе усмехнулась. Ей самой нравился неугомонный старик.

Три быстрых шага сократили расстояние между мной и Коловоротом до минимума. Секунда, и моя рука крепко зажата.

– Это что у нас такое? Занятное колечко. Наверняка Игорь покупал?

Наши взгляды скрестились в неравной дуэли.

– На помолвку, – подтвердила я, безуспешно пытаясь высвободиться.

– Обрати внимание, – это уже маме. – Приметная вещица. Придется реквизировать.

– Не отдам, – утопая в безнадежности, вякнула я, пятясь к стене.

– Отдашь. Еще как отдашь, – убежденностью в его голосе можно было остановить стадо буйволов.

Мама подошла и помогла содрать с пальца памятный подарок Игоря. Не обращая внимания на мои истерические протесты. В эту минуту я люто их ненавидела, словно меня вежливо кастрировали.

– Ну не надо. Отдайте. Ну пожалуйста! – умоляла я.

Коловорот зачем-то гладил мою голову и похлопывал по плечу.

– Чтоб вы подохли. Оба!

– Девочки! Успокойтесь! – растерянно бормотал Коловорот.

Волк по имени Карлос жалобно заскулил. Почти заплакал, как ребенок.

Банальный грабеж среди бела дня сменился на вразумительные увещевания.

– Так надо. На опознании кольцо послужит не последним аргументом. Не мучай меня и себя. Распрями палец, а то Николай его отгрызет. Он такой, ему палец отгрызть раз плюнуть, – сквозь зубы уговаривала мама.

Коловорота такая характеристика привела в заметное замешательство. Но на всякий случай он оскалил зубы и пощелкал ими для устрашения. Отчего сразу вспомнились Ниловы старушки с протезами, безнадежно попорченными кошмарной собакой.

Я так расчувствовалась при воспоминании о доме, что безболезненно рассталась с колечком и едва не пропустила свое второе крещение.

– Отлично – будет зваться Света Соколова. На том и порешим, – примирительно заключил Коловорот, нацепляя отвоеванное украшение себе на мизинец.

Не знаю, с кем ассоциировалось у него это банальное имя, но оно было не хуже других. А в таком состоянии мне ничего дельного не приходило в голову. Поэтому я молчаливо согласилась. Выговорив себе необходимое отчество. Которое якорем привязывало новую меня к прежней беззаботной жизни.

– Теперь осталось вычеркнуть заместительницу из реестра, – напомнила мама.

– Через недельку клиент дозреет, – кивнул Коловорот, намекая на что-то крайне нехорошее.

– Ну и ладушки. Все. Я пошла.

Так закончилась прощальная встреча с мамой. Впоследствии мне казалось, что надо было найти другие, правильные слова. Но, как известно, умная мысля заходит опосля. Мудрость не для импульсивных дурочек вроде Светы Соколовой. Светы сначала говорят, а думают после. Горько сокрушаясь в подушку от собственного несовершенства и отсутствия находчивости. Их удел – сначала влезть в драку, а потом прикинуть, на кого махать кулаками.

Иногда я думаю, что папаня, пусть живется ему хорошо и вольготно, оказался прав, считая всех баб дурами. В отношении меня он точно не ошибся, но не в отношении собственной жены. Которая вовсе не дура, но почему с ней так сложно найти общий язык? Всем, кроме Коловорота и волка Карлоса.

Ночью я горько плакала в подушку.

Чмок-чмок, мама.

Подавись ты моим колечком.

Глава 44

– Запоминай свою новую биографию.

Толстая тетрадь вызвала у меня приступ тоскливой скорби. Со школы ненавижу заучивать наизусть всякую муру.

Коловорот шуровал у плиты. Творя очередной кулинарный шедевр. Расписной под хохлому передник придавал ему курьезный вид. Сейчас он завернет птицу в фольгу и отправит ее для неполной кремации в духовку. А потом вытрет запачканные жиром руки о передник. И посетует, что теперь придется его стирать.

Вопреки предчувствиям, исписанным в талмуде оказался только первый листок. Мелкий убористый почерк с длинными хвостами буквы «р» и четкими подпунктами. Машинально пролистав пустые страницы, я с облегчением вздохнула. Но тут же спохватилась: у Свет Соколовых не может быть такого куцего послужного списка.

– И это все? Ты насочинял мне эту бодягу, чтоб опозорить? Три строчки муры про какую-то несчастную дурочку. Маловато будет, – с раздражением напала я на Коловорота.

Занятого очередным разговором с кем-то многословным и виноватым. На вопросы Коловорота: «Почему не в срок?», «Мне по фигу, кто виноват», «Не смеши мою жопу, она и так смешливая», – невидимый собеседник отбрехивался подолгу. Наверное, врал, хотя я бы ни в жисть не решилась врать Николаю Воротову. Пусть у него и такая веселая задница.

– Получается, что я практически не жила. Где трепетные любовные страсти, где преданные поклонники, спешащие на помощь? В конце концов – где реальный человек?

– Отвянь по-хорошему, – прикрыв телефонную трубку рукой, предупредил автор моей биографии.

Показав ему язык, я перебралась в другое помещение. Где плюхнулась на диван, закинув голые ноги на спинку. Повиснув практически вниз головой. Подходящая поза, чтоб доподлинно выявить свою подноготную.

Возраст почти совпадал. Пол – тоже. На этом сходство заканчивалось. Ура! Оказывается, теперь я круглая сирота. Которая с упорством носорога этим осиротением занималась аж два года. Сначала не выдержала мать, устав от упражнений дочери. Дочь, то есть я, неплохо закончила обычную школу и попутно – художественную. Ага, еще одно совпадение, я тоже имела честь учиться в художке. В отличие от меня, дальше со Светой случилось чудо – она с первого захода поступила в «Муху».[3]Где вместо диплома получила привычку использовать героин не по назначению. И когда у нее на дурь времени хватало? Вот если бы мне улыбнулось там заниматься, я бы расстаралась.

На сиденье поблизости от моего лица приземлился Коловорот. Лишенный передника, но с портновской рулеткой в руках.

– Это хорошо, – вслух обрадовалась я.

– Что именно? Хорошо, что ты сидела на игле? – более неподдельного изумления не придумаешь.

– Да нет, что она, ну то есть я, умела рисовать. Я тоже художку закончила. – Боюсь, в моем голосе присутствовала изрядная доля спеси.

– Читай, читай, художница. – Меня побарабанили по лодыжке, благо ноги вознеслись выше головы. – А я пока тебя измерю. Так, нога тридцать шестого размера. И не хихикай, вовсе не щекотно. Длина ноги – а от какого места ее отмеряют? Да не ржи ты, не щекотно ни разу. Где у тебя талия? Ага, вот она, шестьдесят восемь. Так и запишем. Да перевернись ты в нормальное положение!