Книга Военное дело Московского государства. От Василия Темного до Михаила Романова. Вторая половина XV – начало XVII в. - Виталий Пенской

На неприятельской же земле действовал в полную силу пресловутый принцип «Война кормит войну». Характерным примером тому может служить зимний 1534/35 г. поход русских войск в Великое княжество Литовское во время Стародубской войны 1534–1537 гг., длившийся с конца ноября по начала марта (те самые три месяца, как Полоцкий и целый ряд других походов – в первую очередь зимних!). За это время государевы воеводы огнем и мечом опустошили «королеву державу» «от Смоленьского рубежа» до «Немецкого», «у городов посады жгли, и волости и села королевы и панские жгли, а людеи пленили без-численно множество, а животину секли и многих людеи побили». В итоге, по словам летописца, русское «воинство, цело и здраво приидоша в Опочку с великою корыстию и со многим пленом…»[32].

Из этого (и других, подобных ему) описания картина нашествия представляется достаточно четкая. Держа главные силы и обоз-кош в кулаке, воеводы рассылали посменно во все стороны от главного маршрута отряды детей боярских и их послужильцев «в зажитье»[33], и те решали проблему снабжения себя провиантом и фуражом, попутно и набирая полон и животы, опустошая и разоряя все на своем пути.

В том же духе решали проблему снабжения государевы воеводы и во время осад, которыми так богата русская военная история той эпохи. Примером тому могут служить действия Ивана III в конце 1478 г., когда он осадил Новгород. Подступив к городу, в воскресенье 30 ноября он «велел всем воеводам по корм посылати людеи половину, а другую у себя оставляти, а срок им по корм 10 днеи, а в 11 в четверток по Николе дни всем быти под городом, где бы хто ни был»[34]. Порой такие «фуражировки» превращались в серьезные военные экспедиции, которые поручались опытным и заслуженным военачальникам. Так было в 1456 г., когда Василий II, выступив против Новгорода, «на Русу послал изгонную рать», или в 1471 г., когда наступлению главных сил московской рати предшествовали действия такой же «изгонной» рати князя Д. Д. Холмского (который по государеву наказу «распустиша воа своя на многие места жещи и пленити и в полон вести и казнити без милости»), или зимой 1549/50 г., когда Иван IV, «идучи х Козани… послал воевод своих для своево дела и земского… козанских мест воевати и кормов добывати»[35].

Проблемы со снабжением могли частично (или полностью) перекладываться на союзников. Так, в 1473 г. псковичи взяли московское воинство на полное содержание, «начаша к ним на Завеличье по чередам вожити ис коньчов» «корм, хлеб и вологоу и мед и пиво, и конем своим овес, и сено…», а затем, после 9-недельного стояния во Пскове, еще и обеспечили снабжение уходящего великокняжеского войска «до роубежа»[36]. Спустя четыре года, в ходе кампании на северо-западном направлении в 1477–1478 гг., Иван III предложил псковичам «послоужить» ему. «И псковичи же и всем князю великомоу в тыа часы по его словоу, и хлеб, и мед и моуку пшеничноую и колачи и рыбы пресныа, все сполоу покроутивь, своими извожникы к немоу послали», не говоря уже о том, что многие псковские купцы-«маркитанты» на свой страх и риск отправились в лагерь великого князя «с иным товаром с разноличным с многым…»[37].

Кроме того, ратные могли рассчитывать также и на содействие местных властей. Последним указаниями великого князя вменялось в обязанность собирать по ямам запасы провианта и фуража с последующей раздачей их проходящим войскам во избежание эксцессов (как было сказано в грамоте Ивана IV, чтобы «крестьянству того для дорогою силы и грабежу кормового не было»[38]), связанных с «силным иманием». Как вариант, собранные припасы могли на «срубленных» с сох телегах отправляться на «передовую» (в кампанию 1535 г. псковичи не только «нарядиша» на государеву службу 900 пищальников, но еще и снарядили «3000 конеи оу телегах и человека на кони, и 3000 четвертеи овсянои заспы, толокно, 3000 полтеи свинины, 3000 четвертеи солоду, 360 четвертеи горохоу, а семени ко[но]пляного 360 четвертеи» для гарнизона возведенной на озере Себеж крепости Ивангород[39]).

Конечно, эта повинность тяжким грузом ложилась на плечи тяглецов (повествуя об упоминавшемся выше зимнем походе 1534/35 г., псковский летописец отмечал, что «царь (сибирский царевич Шах-Али б. Ак-Доулет. – В. П.) шол на Псков, а по ямом корм давали, во Псков им не велели быти (чтобы не иметь проблем с «силным иманием»? – В. П.), и псковичи царю и с тотары давали корм в оулазных нивах; и бысть во Пскове того году побор велик, таков не бывал во Пскове…»[40]), но лучше так, чем терпеть постоянные самочинные поборы и реквизиции со стороны проезжих ратных, от которых целый уезд и волость быстро пришли бы во всеконечное запустение и разорение.

Наконец, великокняжеская власть могла взять содержание ратных и на себя. Чуть ли не хрестоматийный пример относится к осени 1469 г. Тогда, после тяжелого и кровопролитного набега на Казань, великий князь Иван Васильевич «пожаловал» пробившихся сквозь татарскую судовую рать устюжан, выслав им своего «запасу» «семь сот четвертеи муки, да триста пудов масла, да триста луков, да шесть тысяшь стрел, да 300 шуб бораньих, да триста однорядок, да триста сермяг» на «зимованье» под Казанью[41].

Казалось бы, при столь разнообразных источниках получения «корма» проблема снабжения должна быть относительно легко решаема. Возможно, именно так думал и великий князь Владимирский и Тверской Михаил Ярославич, когда в 1316 г. попытался было наказать непокорных новгородцев и отправился на них походом со «всею силою Низовьскою» (выделено нами. – В. П. Важная деталь – великий князь поставил под свои знамена весьма значительные по тем временам силы!). Однако новгородцы мобилизовали все свои силы, и князь Михаил не рискнул вступить с объединенной новгородской ратью в «прямое дело», «не дошед города, ста в Устьянех (Устьянский погост Деревской пятины находился в 50 верстах от Новгорода. – В. П.); и тако мира не возма, поиде прочее, не успев ничтоже». При этом великокняжеская рать, проев за время бесцельного стояния взятые с собою припасы и опустошив местность, на обратном пути «заблудиша в озерех и в болотех; и начаша мереть гладом, ядяху же и конину, а снасть свою пожгоша, а иное пометаша: и приидоша пеши в домы своя, приимше рану немалу…»[42].