Книга Тёмные звери - Оксана Алексеева

И тем не менее Настя понимала девочку все лучше и лучше. Ее нежелание ходить в гимназию объяснялось просто:

— У меня там совсем нет друзей. Они меня ненавидят! А я ненавижу их.

Понятно. Еще и сложные отношения с одноклассниками. Оказалось даже, что Веронику иногда там обижают — правда, чаще всего в ответ на ее агрессивное поведение. Но об этом прямо не скажешь, потому Настя просто предложила провожать и встречать ее каждый день. «И если вдруг хоть кто-то тебя обидит, я их всех на куски разорву!» — смело пообещала Настя, этим неожиданно подняв девочке настроение. Оставалось только надеяться, что никого на куски рвать не придется. Но ребенок должен знать, что кто-то всегда на его стороне.

После этого Вероника стала откровеннее рассказывать о школьных проблемах. По непонятным причинам она не говорила об этом даже отцу — и вот тут вопрос о ее избалованности вставал под сомнение. А Насте говорила. Это как тогда, с Николаем, иногда легче открыться чужому человеку, чем родному. Такая странная психологическая загвоздка.

Когда Вероника в очередной раз, после уже нескольких предупреждений, назвала Настю «училкой», та тут же демонстративно встала и вышла в коридор.

— Ты куда это? — девочка вылетела вслед за репетитором.

— Я ухожу. А иначе накричу на тебя. Поэтому я сейчас поеду домой, а завтра вернусь.

— Точно вернешься? — та не собиралась извиняться, только хмурилась.

— Точно. Потому что ты очень хорошая девочка, которая иногда говорит обидные слова. Поэтому я обязательно к тебе вернусь. До свидания, Вероника.

Больше она Настю «училкой» не называла.

Головные боли они лечили прогулками. Едва только Вероника упоминала о мигрени — а это случалось всякий раз, когда они садились за уроки — Настя тащила девочку на прогулку, поясняя, что полезнее всего в этом случае свежий воздух. Иногда приходилось раз десять раздеваться и одеваться, чтобы сделать пару кружков вокруг дома. Со временем Вероника стала ссылаться на боль реже, но нельзя сказать, что никогда. Это был ее способ борьбы с переутомлением — теперь она, отзанимавшись час, сама тянула Настю на улицу. Дети редко осознают свою усталость, они просто капризничают, но Настя случайным образом подсказала ребенку выход в такой ситуации.

Истерики за обедом повторялись ежедневно, тут не помогало ничего. Единственное, что Настя могла посоветовать с уверенностью — не заставлять Веронику есть. Никогда. Вера Петровна сначала хваталась за сердце, а потом на полном серьезе заявила, что когда ребенок упадет в обморок — а это непременно на днях случится — то виновата в этом будет только Настя. Вероника в обморок так и не упала, но и истерик не прекратила, которые теперь звучали в никуда. Зато ассортимент «съедобных блюд» немного расширился.

Однажды Вероника заявила, что способна выполнить все задания без помощи Насти и уж точно без проверки. Настя без единого слова возражения отправилась в гостиную. На следующий день Вероника притащила из гимназии двойку, а потом заявила Насте:

— Ты что же, сама не видела, что я во втором классе учусь! Могла бы и не соглашаться! Пойду Вере Петровне все про тебя расскажу! Как я из-за тебя двойку получила.

Вера Петровна в этот день была полностью счастлива. Настя ничего отвечать не собиралась.

— Они меня обзывали свиньей! И все так смеялись… Из-за капли сока на юбочке!

— Вероника, твои одноклассники поступили некрасиво. Нельзя оскорблять человека, особенно если он не виноват. И они были неправы, а ты была права… ровно до того момента, когда влепила Юле ложкой по лбу.

— Они меня ненавидят! У меня вообще нет друзей!

— Ошибаешься. У тебя есть по крайней мере один друг — я. И я ни за что не назвала бы тебя свиньей. Даже если бы ты вылила на юбочку всю пачку сока.

— Даже если б специально?

— Даже так.

— Пойдем на кухню, проверим!

— Без проблем.

Наблюдая за тем, как Вероника выливает целый литр персикового сока на форменную юбку, даже Тамарочка усомнилась в адекватности Насти, которая при этом и слова не произнесла.

— Ну зачем мне этот английский? И без того уроков много!

— Давай тогда сегодня занятие отменим. Но если хочешь, то я позвоню тебе вечером, перед тем, как ты ляжешь спать, и спрошу по-английски: «Как дела?». А ты мне что-нибудь ответишь.

— А ты мне позвонишь?

— Обязательно.

С тех пор Настя звонила Веронике каждый вечер, хоть разговор их и сводился к двум-трем фразам.

— Настя, а друзей можно купить?

— Конечно, нет.

— Но ведь папа тебя мне купил.

— Он купил мое время, но не мою дружбу. Собирайся уже, а то в кино опоздаем, — Вера Петровна сама попросила Настю сегодня составить Веронике компанию.

— Омафакинэс![1] — Вероника иногда вставляла это ругательство, но вряд ли понимала его смысл, поэтому Настя просто предпочитала не заострять на нем внимания. — Вот за что мне в друзья досталась такая зануда? Давай в кино и Наташу позовем — она так смешно хохочет! А вот тебя можно и тут оставить, все равно в веселье от тебя толку мало.

Только через месяц они пришли к общим правилам взаимодействия. И нельзя сказать, что поведение Вероники существенно изменилось — она чуть реже пропускала гимназию, чуть чаще садилась за уроки без предварительной «головной боли», но на этом достижения Насти заканчивались. Однако Александр Алексеевич и в этих небольших сдвигах видел грандиозные победы, за что Настю и благодарил. Она пока не чувствовала себя достойной похвалы, но при этом и понимала, что в будущем об этих заботах никто и не вспомнит. Наверное, напрасно Александр Алексеевич не женился повторно и, судя по кухонным сплетням, даже не собирался. Девочке нужен тот, кто хотя бы отчасти способен сыграть роль матери. Вероника приняла бы это как факт. Но чем старше она становится, тем ей сложнее будет принять нового человека в своей жизни. И тем сложнее будет ее отцу.

Отношения с остальными «крепостными» у Насти тоже были доброжелательными. Так она и думала, пока случайно не услышала разговор на кухне. Настя замерла в коридорчике, а потом, собравшись, быстро ретировалась в гостиную, но успела уловить самое важное — она, дескать, работает меньше остальных, но получает ту же зарплату. Некоторые за эти деньги вкалывают с утра до ночи. Претензия эта, вызвавшая шумное одобрение, прозвучала из уст Веры Петровны — няни Вероники. От нее такого подвоха Настя не ждала. Вот что за людская сложность? Разве обязательно нужно в глаза улыбаться и строить из себя саму доброту, искреннее благодаря за то, что у пожилой женщины теперь куда больше свободного времени, чтобы за спиной потом говорить совсем другое? Разве не Вера Петровна так открыто восторгалась, что теперь не обязана ходить даже на родительские собрания — учебные вопросы были переложены на Настю. Зависть это или склонность к сплетням — неважно, но Настя теперь чувствовала себя не в своей тарелке. Ведь действительно, она проводила в этом доме от полутора часов до пяти максимум, а потом преспокойно отправлялась восвояси, убедившись, что задание в гимназию выполнено. Та же Вера Петровна и будила Веронику, и укладывала ее спать, и на прогулки с ней ходила, и в магазин за новой курточкой… Времени на личную жизнь у нее не оставалось вовсе. Или Иван Иванович, муж Тамарочки, постоянно был занят: то забор отремонтировать, то в гараже убраться, то за покупками в супермаркет отправиться. Даже Наташка вопила в поддержку Веры Петровны, хоть и сама была не слишком-то завалена обязанностями.