Книга Тайны Нельской башни - Мишель Зевако

– Позволь мне на тебя взглянуть… все так же красива! Или мне следовало сказать – стала еще более красивой?.. Дорогое мое дитя! Вот уж месяц, как я тебя не видел; знала бы ты, как часто я о тебе вспоминал!.. А ты? Вспоминала ли ты обо мне?

– Батюшка! Могла ли я не вспоминать о вас, о том, кому обязана всеми радостями моей жизни?.. О вас, который есть вся моя семья… ведь матушку я никогда и не знала!

Мэтр Леско чуть нахмурился, но, тут же взяв себя в руки, принялся раскладывать на столе привезенные подарки – шелковые шарфики, украшенные драгоценными камнями броши и кольца, – которые Миртиль разглядывала с простодушной радостью.

Расспрашивая Жийону, скидывая с себя ток[4] и плащ богатого торговца, мэтр Клод Леско смотрел на дочь с улыбкой – такие искренние ее эмоции пришлись ему по душе.

То был мужчина лет сорока пяти, с грубыми чертами лица, холодными глазами, озабоченным лицом, жесткой и лаконичной речью, по всей видимости, привыкший командовать.

В минуты гнева эта физиономия, должно быть, была ужасна. Но в данный момент на ней можно было прочесть глубокую нежность, отражавшуюся в его глубоко посаженных черных глазах под кустистыми бровями.

С полчаса прошло во взаимных излияниях чувств, расспросах и ответах; затем, пока Жийона накрывала на стол, мэтр Леско опустился в большое кресло, усадил себе на колени дочь и смерил ее долгим взглядом.

Миртиль дрожала, краснела, трепетала, бледнела… Настал столь ужасный и столь приятный миг признания!

– Батюшка, – начала она, с тайной надеждой отложить это признание до завтра, – вы ведь пробудете дома хоть несколько дней?

– Нет, дитя мое. Более того, я не смогу провести с тобой и суток, как то было в мой последний приезд… Я вынужден буду уехать уже завтра утром, так что пробуду здесь лишь ночь, чтобы подышать с тобой одним воздухом… Когда тебя сморит сон, буду смотреть на тебя спящую… и, может быть, это видение, которое я увезу с собой, станет для меня хоть небольшим утешением в той нелегкой жизни, что я веду…

– О, батюшка! Но почему бы вам тогда не оставить эту вашу торговлю? К чему столько мучений, если вы и так можете быть счастливы? Разве вы не достаточно богаты?..

– Дела мои уже не так хороши, как раньше, – промолвил мэтр Леско мрачным голосом, и в черных глазах его воспылал огонь. – Перестань я сейчас заниматься торговлей, это будет провал, разорение, признание в беспомощности, а такого я допустить не могу!.. Горе, о, горе тем, кто подвел меня к краю пропасти!.. Я еще покажу, докажу им…

Клод Леско прервался, и ладони его сжались в кулаки.

Но почти тотчас же, тряхнув головой, словно для того, чтобы прогнать ужасные мысли, он поднял глаза на дрожащую дочь и наградил ее несказанно нежной улыбкой.

– Безумец, – пробормотал он, – какой же я безумец, что так тебя расстраиваю! Забудь все, что я сказал тебе только что, моя дорогая Миртиль… вскоре все уладится. Да, вскоре, надеюсь, я всегда смогу быть с тобой рядом… Ох, дитя мое, если бы ты знала, как я хочу, чтобы ты была счастлива!.. Среди самых богатых, самых лучших, даже самых благородных я выберу тебе жениха… и не красней ты так. Ты уже в том возрасте, когда девушке пора замуж. И, кстати, я знаю одного молодого человека, который…

Миртиль стала белой как полотно.

Она спрятала лицо у отца на груди, обвила его шею руками и, так как признание уже подступало к устам, пролепетала:

– Батюшка, милый и достойный мой батюшка, выслушайте меня! Я должна попросить у вас прощения за то, что ослушалась вас…

Резко вскочив на ноги, мэтр Леско подвел Миртиль к свече, что горела в большом серебряном канделябре, отвел в сторону руки, коими она пыталась закрыть лицо, взглянул на нее внимательно и проворчал сквозь зубы:

– Значит, сюда кто-то приходил…

– Да, – выдохнула Миртиль едва слышно.

– И этот кто-то говорил с тобой… Вы виделись не единожды… Кто-то воспользовался моим отсутствием, дабы занять тебя разговорами… Кто-то, кого ты любишь!..

– Да, – повторила Миртиль.

Мэтр Леско опустил голову и с непередаваемой горечью прошептал:

– Это должно было случиться!.. Еще одной моей мечтой меньше!.. Но могу ли я на тебя сердиться, Миртиль? Я сам хотел подыскать для тебя достойного мужа. Но Богу не понравилось бы, если бы я стал противиться твоим чаяниям. Я скорее умру, чем увижу, как ты плачешь по моей вине. Ну, Господь с ней, с этой моей мечтой-то. А слово я как дал, так заберу и обратно…

Миртиль разразилась рыданиями, так как по вмиг осунувшемуся лицу отца, по его дрожащему голосу она поняла, что, говоря так, он идет ради нее на небывалые жертвы…

– Батюшка, мой дорогой и высокочтимый батюшка, – проговорила она сквозь слезы, – да благословят вас Господь, Пресвятая Дева и ангелы за это доказательство вашей любви ко мне! Так как если я не выйду замуж за того, кого выбрало мое сердце, я, наверное, умру…

– Да, я вижу, я чувствую, как сильно ты любишь этого пока еще незнакомого мне юношу… Что ж, – промолвил мэтр Леско с глубоким вздохом, – будь по-твоему. Да и какая разница, в конце-то концов, если он тебя достоин!

– Еще как достоин, батюшка! И, даже не зная вас, он вас любит! И вы его полюбите, когда увидите. Он такой славный, нежный и веселый как ребенок… не знаю, дворянин ли он, но он так гордо носит шпагу, да и мысли его достойны самого благородного из вельмож! Сколько раз он приходил сюда, чтобы познакомиться с вами! Сколько раз искал с вами встречи!..

При виде такого счастья дочери мэтр Леско вскоре вновь заулыбался, и на лицо его вернулось нежное выражение.

Теперь, когда его мечты остались в прошлом, он думал лишь о том, как доставить радость этому обожаемому дитя.

К тому же, у него не было сомнений в том, что избранник Миртиль, натуры гордой, деликатной, склонной к доброте и великодушию, никак не мог оказаться человеком недостойным.

При каждом из этих слов он отчетливо понимал, что эта глубокая и безграничная любовь была невинной, что этот незнакомый ему юноша не позволил себе вольностей к его дочери. И в глубине души он и сам уже начинал любить его.

Вне себя от счастья, Миртиль покрыла лицо отца поцелуями. Теперь она без устали говорила о своем возлюбленном, расписывая его и так, и этак, приводя самые незначительные его слова, рассказывая, как они познакомились, как полюбили друг друга…

– Прекрасно! – промолвил наконец мэтр Леско с лучезарной улыбкой. – Но это сокровище, этот единственный и неповторимый, этот дворянин, в конце концов, так как, судя по твоим описаниям, он может быть только дворянином, и из самых гордых, этот твой жених, – как зовут-то его? Ты так и не назвала мне его имени.

Рассмеявшись, Миртиль легонечко хлопнула себя по лбу.