Книга Сон в новогоднюю ночь - Анна и Сергей Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что Россию он больше никогда не увидит — это пусть. Но ведь и здесь могут достать. В любой момент. И где угодно. В универе, на пляже, на работе, в его прокатной конторе… Ох, были б у него деньги — он давно бы перебрался с Кубы куда-нибудь еще. Чем чаще меняешь место жительства — тем безопаснее. Но только украденные деньги все ушли на лечение Ангелины. А местной зарплаты едва хватало на еду, что уж говорить о билетах на самолет и новом, в целях безопасности, паспорте…
И еще, несмотря на царящее кругом веселье, Павлу было здесь очень одиноко. Друзей он не завел, горячие кубинские девчонки скрашивать досуг польскому студенту-скромнику как-то не рвались. И ходить, кроме пляжа, было некуда. Не в демонстрациях же участвовать вместе с политически подкованными кубинцами?…
И потому, когда их городок заклеили объявлениями, что в клубе состоится вернисаж российских картин, Павел решил: он обязательно сходит. Хотя бы какая-то иллюзия светской жизни. И шаткий мостик в его прошлое, в котором, что уж говорить, было немало хорошего.
Неосторожно, конечно. Существует крошечный шанс, что картины привезет в их Карденас какой-нибудь русский. И этот русский будет находиться в выставочном зале. И увидит его, и узнает в нем человека, чьи портреты наверняка до сих пор показывают по российскому телевидению с пометкой «особо опасный преступник»…
Однако Павел все равно решил рискнуть.
И еще только входя в зал, сразу заволновался. Потому что толстая кубинка, проверявшая билеты, посмотрела на него очень и очень внимательно. Словно бы узнавая… Но, если он сейчас вдруг повернется и уйдет, это будет выглядеть лишь подозрительней.
И Павел приветливо улыбнулся женщине. Пробормотал «Ola». И вместе с толпой кубинцев прошел в зал. Нет, показалось, конечно. Никто его тут не узнает. А пришел он не зря — сердце сразу забилось воспоминаниями и сладкой тоской…
За окном, как и обычно, сияло солнце, неподалеку бархатно шумел океан, а здесь он сразу же в новогоднюю атмосферу окунулся. Зал украшен мишурой, в углу — искусственная елка, увешанная игрушками и ватными клочьями, которые, видимо, имитируют нападавший снег. Ну, да, у них же в России сейчас неизбежные зимние празднования. Выставка тоже соответственно называется: «ЗАСНЕЖЕННОЕ РОЖДЕСТВО».
Паша медленно брел по залу. Останавливался у некоторых картин. Вот — до чего знакомо! — дорожки Измайловского парка. Сколько раз они бродили по ним с уже больной, неуверенно шагающей Гелей… А вот Тверская, вся в сиянье огней, и тротуары (художник явно наврал) присыпаны свежим, чистейшим снежком. А здесь лыжники, весело мчащиеся сквозь лес. Интересно, Ангелина теперь катается на лыжах? Она когда-то любила…
И вдруг Павел замер.
В следующем зальчике с огромной картины смотрел он сам.
То есть не совсем он, конечно. Не он — а каким бы Павел мог стать. Мускулистый. И никаких очков. И лицо загорелое, без единого прыщика. И мудрый взгляд серых глаз… Не мужчина — мечта. Художники, они ведь колдуны. Могут изобразить тебя мерзким троллем, а могут — и Джеймсом Бондом. Но при этом на картине все равно будешь ты.
Павел перевел взгляд на подпись к картине и прочитал:
Автор: АНГЕЛИНА ВОЛКОВА. Название: ПАШКА, МОЯ ЛЮБОВЬ.
И на душе потеплело. Он все-таки заставил Ангелину себя полюбить. И неважно, какую он заплатил за это цену.
Авторы благодарят доктора медицинских наук, профессора Э. Н. Эскину за помощь в работе над рассказом.
Цены не было б этим газетам — если бы они правду писали.
Так думала старлей Варя Кононова, молодая сотрудница комиссии — самой, пожалуй, засекреченной спецслужбы страны, занимающейся всем необычным, выходящим за рамки обыденных представлений: от паранормальных явлений до возможных контактов с иными цивилизациями[1].
Еженедельный просмотр открытой печати был ее обязанностью — не слишком увлекательной и совершенно, по правде говоря, нерезультативной. На памяти Вари имелось всего несколько случаев, когда по сообщениям газет начинали разработку, — однако всякий раз выяснялось, что журналисты либо врали все, от начала до конца, либо основывались на негодных источниках: черпали информацию от психически ненормальных или таких же патологических лгунов, как и сами. Но… Хочешь ты или не хочешь, полезным считаешь или вредным то, что тебе приходится делать, а в военизированных организациях, от пожарной охраны до разведки, поставлено так: раз имеется приказ — ты обязан его выполнить. Варя, воспитанная в университетской вольнице, не раз уже нарывалась, особенно попервоначалу, на жесткие проработки и даже взыскания, когда пыталась начальственные команды не то чтобы не выполнять, а хотя бы даже обсуждать. Теперь — зареклась.
Но, несмотря на определенную твердолобость и косность, царящую в комиссии, Кононовой все равно, порой к собственному удивлению, нравилось служить в ней. И потому, что перед ней время от времени жизнь и начальство ставили труднейшие и необыкновенные задачи (и ей удавалось их выполнять). И оттого, что начальником ее был умнейший, образованнейший человек — полковник Петренко, с которым у Вари сложились почти (насколько позволяла субординация) дружеские отношения. А кроме того, в числе немногих избранных она оказалась допущена к главным государственным секретам и даже удостоилась (через три года беспорочной службы) осмотреть потрясающие артефакты, которые содержались в спецхране под зданием комиссии на глубине около двухсот метров. И то, что ей рассказали о Посещении, равно как о многих других поистине потрясающих событиях, произошедших в мировой истории, вдохновляло ее на дальнейшие поиски. Ведь если чудо произошло хотя бы единожды, значит, имеется определенная вероятность, что оно случится и во второй, и в третий раз.
Но… Но сколько же в Вариной службе было рутины! Сколько же ей приходилось перелопачивать, единого факта ради, тонн словесной и цифровой руды!
Вот и сейчас, в хмурый зимний денек 19 декабря, с трудом подавляя зевоту, старший лейтенант Кононова взялась за свой ежепятничный крест — начала просматривать сообщения открытой российской печати.
Она листала газеты, шерстила Сеть и не находила ровным счетом ничего интересного. Все, что на первый взгляд казалось сенсацией, Варя отметала почти мгновенно. Сплошная лажа, враки, параноидальный бред.
Однако… Когда девушка просматривала очередную общероссийскую бульварщину под названием «Икс-пресс», она взглянула на скромную заметку — и звякнул невидимый звоночек… Варвара отложила таблоид в сторону. А потом, через полчаса, пришлось поместить рядом другое издание — на сей раз санкт-петербургскую газетку «Канал неведомого». И, наконец, на глаза попался листок «Королевские вести» с очень похожим сообщением. В животе сладко заныло… Возникло предчувствие удачи, настоящего Дела, без которого Варя сидела уже много месяцев и по которому, честно сказать, весьма соскучилась.
