Книга Мифология Ближнего Востока - Самуэль Хук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уту рассказывает Гильгамешу обо всех опасностях, но затем помогает ему перейти через семь гор и добраться до своей цели, которая оказывается горой, где живет великан Хувава. Гильгамеш и Энкиду отрубают великану голову. Здесь таблица с текстом заканчивается. Значение текста заключается в том, что он свидетельствует, насколько сильно мысли о смерти занимали шумеров, он также является тем источником, откуда вавилоняне почерпнули материал для завершения истории о Гильгамеше, появившейся в аккадской версии мифа.
Третий текст о Гильгамеше, «Смерть Гилъгамеша», развивает тему смерти и поисков бессмертия. Судя по всему, Гильгамешу приснился сон, истолкованный ему богом Энлилем следующим образом: боги отказали людям в бессмертии, но Гильгамешу они вместо этого дали славу, богатство и успех на поле брани. Вторая часть поэмы описывает погребальный обряд, который может, по предположению Крамера, пролить свет на значение найденной сэром Леонардом Були гробницы при раскопках Ура. Возможно, что шумеры, как и древние египтяне, умерщвляли жен и слуг усопшего царя; сам текст подразумевает, что умерший царь – это Гильгамеш, и заканчивается священным песнопением в его честь.
Теперь мы можем оставить шумерскую мифологию и перейти к мифологии аккадской, а именно ассиро-вавилонской, большая часть которой, как уже отмечалось, основана на шумерских мифах. Необходимо иметь в виду, что семитские завоеватели переняли у шумеров клинопись и адаптировали ее к семитскому (аккадскому) языку, который абсолютно не похож на язык шумеров. Поэтому многие боги шумерского пантеона появляются в аккадской мифологии под семитскими именами. Инанна становится Иштар, Уту становится Шамашем, бог луны Нанна становится Сином. Тем не менее многие обрядовые и храмовые термины сохраняют свою шумерскую форму. Многие из молитв и песнопений по-прежнему декламировались на шумерском языке, который остался языком религиозных обрядов и литургий даже после того, как он перестал существовать в своей разговорной форме. Точно так же сейчас латынь продолжает оставаться языком церкви, хотя в обыденной жизни на ней никто уже давно не говорит. Таким образом, аккадские варианты шумерских мифов отражают как изменившуюся политическую ситуацию (завоевание шумеров семитами), так и совершенно иную ментальность семитов.
Для удобства мы обозначили мифы, описываемые в этом разделе, как вавилонские, хотя многие тексты были записаны ассирийскими писцами и хранились в библиотеке ассирийского царя Ашшурбанипала. Профессор Сидни Смит говорит: «Очевидно, что ассирийские писцы занимались переработкой литературных текстов, которые они позаимствовали у вавилонян. Они изменили стиль первой династии Вавилона и придали этим текстам форму, в которой они и находились в ассирийской библиотеке». Ассирийским богам поклонялись также и в Вавилоне, а ассирийские религиозные праздники отмечались в то же время и точно так же, что и в Вавилоне. Есть несколько мифов или легенд, которые мы можем назвать чисто ассирийскими. Например, легенда о Саргоне Аккадском, которая имела очень любопытную историю. Но в основном мифы, о которых мы будем говорить, имеют вавилонские корни и представляют собой семитское развитие более древнего шумерского материала.
Мы начнем со знакомства с вавилонским вариантом трех основополагающих мифов, о которых уже говорили в предыдущем разделе.
Как в шумерском, так и в вавилонском варианте этого мифа не дается никакого объяснения причин сошествия Иштар в подземное царство. Однако в конце поэмы, уже после освобождения Иштар, Таммуза представляют как брата и возлюбленного Иштар, опять-таки не объясняя, как он оказался в подземном царстве. Следующие строки дают понять, что возвращение Таммуза в мир живых было встречено с радостью. И только из текста, входящего в ритуал поклонения Таммузу, мы узнаем о заключении Таммуза в подземном царстве и о запустении и отчаянии, поселившихся на земле во время его отсутствия. В вавилонской версии мифа о сошествии Иштар в «страну без возврата» есть описание того, как в ее отсутствие воцарилось всеобщее бесплодие: «быки перестали покрывать коров; ослы не оставляют свое семя в ослицах, а мужчины в девицах». С этими словами визирь великих богов Папсуккаль объявляет о том, что Иштар не вернется, и о последствиях этого. Описание сошествия Иштар в мир мертвых в основном совпадает с шумерским текстом, но есть и некоторые отличия. Когда Иштар стучится в ворота подземного царства, она угрожает снести эти ворота, если ее не пустят вовнутрь, и освободить всех мертвых, находящихся в подземном царстве. Вот как описывается эта сцена:
В этой версии мифа Иштар более агрессивная и даже грозная фигура, чем у шумеров. Угроза Иштар выпустить мертвых и натравить их на живых отражает страх вавилонян перед духами, который был отличительной чертой их религии. Как и в шумерской версии, проходя через каждые ворота, Иштар снимает с себя какую-то деталь одежды. Вавилонская версия, однако, не содержит в себе описания того, как страшные «глаза смерти» превращают Иштар в труп. Тем не менее на землю она не возвращается, и далее следует обращение Папсуккаля к богам. В ответ на эту мольбу Эа (Энки в шумерском мифе) создает евнуха Асушунамира и посылает его вниз к Эрешкигаль за сосудом с живой водой. Благодаря своему обаянию ему удается уговорить Эрешкигаль дать ему живую воду, однако Эрешкигаль делает это очень неохотно: она приказывает своему визирю Намтару обрызгать Иштар живой водой. Иштар освобождена и возвращается на землю, получив обратно все украшения и одежды, которые она отдавала у каждых ворот подземного царства. Однако она должна заплатить выкуп за свое освобождение. Эрешкигаль говорит Намтару: «Если она не даст тебе выкуп за себя, верни ее обратно». В мифе не уточняется, что понимается под выкупом, но упоминание имени Таммуза в конце подразумевает, что именно он должен спуститься в подземное царство. Однако нет никаких указаний на то, как именно он туда попадает. Мы уже знаем, что существует шумерский миф о низвержении Энлиля в подземное царство и о том, что Инанна сопровождала его туда. Также в культовых текстах содержится указание на то, что Энлиль и Таммуз – это в принципе одно и то же божество. Поэтому вполне естественно, что по мере развития мифа сошествие Таммуза в подземное царство приобретает все большее значение и связывается с угасанием и возрождением растительной жизни. Когда со временем этот миф получил распространение в других странах, на первый план вышла тема его смерти и траура по нему. Отсюда упоминание Иезекиилем о женщинах Израиля, скорбящих по Таммузу, и миф о Венере и Адонисе, древнегреческий аналог рассматриваемого нами мифа. Смерть Баала в угаритской мифологии может представлять собой самую раннюю ступень развития мифа.
Мы уже видели, что в шумерском мифе о творении вся созидательная деятельность была поделена между различными богами, причем главными фигурами здесь выступали Энлиль и Энки. В Вавилоне миф о творении занял главенствующее положение в иерархии мифов благодаря тому, что он ассоциировался с главным праздником Вавилона – Новым годом (или Акиту). Этот миф нашел свое воплощение в литургической поэме, известной по ее начальным строкам как «Энума Элиш» («Когда вверху…»). Главная роль отводится богу Мардуку. Именно он побеждает Тиамат, спасает «таблицы судьбы» и совершает различные созидательные действия, описанные в поэме. Семь табличек с текстом мифа были обнаружены британской экспедицией при раскопках Ниневии. Часть их была переведена и опубликована Джорджем Смитом в 1876 году. Некоторые ученые чересчур поспешно провели параллель между семью днями творения и семью табличками с текстом вавилонского мифа и выдвинули теорию о том, что еврейский пересказ истории о творении мира полностью заимствован из вавилонского мифа. Мы еще вернемся к этому, когда будем рассматривать еврейскую мифологию. Позже были найдены другие части текста и таким образом заполнены некоторые пробелы, имевшиеся в мифе. Большинство современных ученых датируют это сочинение началом второго тысячелетия до н. э., периодом, когда Вавилон выдвинулся на первый план среди аккадских городов-государств. Из культовой новогодней поэмы мы знаем, что во время встречи Нового года священнослужители дважды цитировали строки «Энума Элиш», сопровождая чтение магическими обрядами.
