Книга Воздухоплаватель. На заре авиации - Юрий Корчевский

– Андрей, присоединяйтесь к нашей компании.

Компания подобралась разношерстная: два артиллериста, два пехотинца и три кавалериста. Все в званиях от подпоручика до капитана. Как понял позже Андрей, старшие офицеры подходили часам к девяти. Андрей подошел, поздоровался, сел в свободное кресло. Офицер продолжил разговор.

– Аэропланы, как и дирижабли, новинки интересные, но для военного дела бесполезные, – заявил штабс-капитан.

– То ли дело конница! – продолжил кавалерист. – Артиллерия сровняла с землей пулеметные точки противника, кавалерия пошла в прорыв и по тылам! Шашки наголо и только успевай рубить!

– Я не согласен, господа, – вступил в разговор артиллерийский поручик. – Вспомните 1901 год, тогда на вооружение поступили пулеметы Максима. Сначала как крепостное оружие, уж больно лафет был громоздок и тяжел, прямо пушка. Недоброжелатели говорили: пулеметы весь запас патронов в армии сожрут. А сейчас? В каждом полку по восемь пулеметов, оружие мощное, даже удивляться приходится: как без него раньше обходились? Любая новинка дорогу себе с трудом пробивает. Как пример – автомобили. Дайте их в армию тысячи, и армия станет действительно маневренной.

– А вы слышали, господа? Воздухоплаватель, что на аэроплане сегодня прилетел, сказал, что набирают из разных родов войск офицеров для обучения полетам, надо только прошение подать в штаб своего подразделения.

– Не может быть! В генштабе нет авиационного отдела, в России нет своих заводов по производству аэропланов, в конце концов, нет училища, подобного Михайловскому артиллерийскому или Константиновскому пехотному.

По мере разговора к офицерам подходили все новые слушатели, вступали в спор. Большинство к аэропланам относилось скептически. Приземлившийся самолет видели уже все, впечатление скорее негативное. Вооружения нет, и разместить его негде, а без оружия этот аппарат годится только для разведки. А сколько аэропланов для разведки необходимо? Один-два на фронт, всего на действующую армию десяток, пусть два. Пока никто помыслить не мог об истребителях, о бомбардировщиках. «Илья Муромец», гигант Сикорского, еще не появился, но уже был в планах даровитого конструктора.

В общем, карточной игры не получилось. В курительной комнате обсуждали новость, в буфете за рюмкой коньяка, в библиотеке. Новинки всегда были интересны военным, ибо было ощущение близкой войны. Германия, Франция, Великобритания проводили свою политику, подыскивали себе союзников. У Германии традиционный союзник был Турция. Но и Россия имела на Балканах свой интерес. Турция блокировала выход России из Черного моря в Средиземное, и получалось, флот наш черноморский заперт. На Балтике ситуация немногим лучше, Германия держит море под контролем. На Тихоокеанском побережье Россия пять лет назад потерпела позорное поражение от Японии и не оправилась до сих пор, флот там в упадке после потерь. Мало того, японцы подняли затонувший крейсер «Варяг» в бухте Чемульпо и восстановили его. Моряков это уязвило в самое сердце.

Находиться в офицерском собрании Андрею понравилось. Свободный обмен мнениями среди офицеров, невзирая на звания и должности. Каждый высказывал свою точку зрения, спорили, в спорах рождалось рациональное зерно. К тому же офицеры разных полков и родов войск знакомились между собой.

Забегая вперед, это сыграло свою роль в организации белого движения после Октябрьской революции. В каждом городе, особенно губернском, были такие собрания, все же офицеры – военные профессиональные, в отличие от солдат. На офицерах армия держится. А, как известно, у России два союзника – армия и флот.

Андрей пришел на квартиру поздно и опять не стал просматривать документы и вещи настоящего поручика. В душе он считал себя если не самозванцем, то человеком случайным. Да, военный, даже род войск совпадает, но его нахождение здесь абсолютно временное, надеялся, что выберется. Как? Пока не знал, но человек всегда живет надеждами.

Только следующим днем, после службы, пересмотрел в шкафу униформу – шинель, короткий полушубок, унты. Все по размеру, как будто на него пошито. А потом разбирал небольшой чемоданчик с бумагами. Пачка писем, перетянутых резинкой. Оказалось, у того Андрея была девушка, судя по письмам, познакомились они в Санкт-Петербурге, поскольку вспоминает девушка прогулки у памятника Петру, Летний сад. Все места знаковые для Питера.

В одном из писем обнаружил фотографию девушки. Качество черно-белой карточки не очень хорошее, но видно было – красавица. Все правильно, девушка воспитанница Смольного института, Андрей – курсант Михайловского училища, прекрасная пара. Настоящему Андрею даже позавидовал, уж больно девушка хороша. Обнаружил документы об окончании училища. Оказывается, Андрей закончил курс четвертым, место довольно высокое. По окончании учебного заведения вычислялся средний балл и место в списке выпускников. Чем ближе к первому месту, тем лучше учился студент или юнкер. Но теперь-то вместо него другой человек, и Андрей хотел изучить документы, чтобы не попасть впросак. Удивил его факт, что родился тот Андрей в Вятке. Он-то не был там никогда и, если зайдет беседа, может попасть впросак.

Несколько раз Андрей ловил себя на мысли, что обдумывает услышанное в офицерском собрании об обучении желающих офицеров на летчиков. Была у него как-то в детстве мечта, рассыпавшаяся в прах на медкомиссии. Вроде с вестибулярным аппаратом что-то, хотя Андрей спортом в школе занимался и ущербности какой-то в здоровье не чувствовал. А сейчас специальных летных комиссий нет, и есть шанс научиться летать и служить пилотом.

Самолеты не внушают доверия, а учитывая, что парашютов нет, то стоит все тщательно взвесить. Неделю раздумывал, сомневался. А получил толчок от письма, ускорившего решение. Письмо вручила хозяйка.

– От зазнобы, Андрей Владимирович!

– Невеста!

– Знаю, знаю. Вы мне фото показывали, просто прелесть.

Конверт Андрей вскрыл с тревогой. Сначала приветствие, потом укоры. Дескать, писем от него месяц нет, да и сам в отпуск обещал приехать и замолчал. Андрей попытался припомнить, сколько времени он уже в тысяча девятьсот десятом году. Получалось почти три недели. Надобно письмо написать, успокоить, дабы панику не поднимала. Только совпадет ли почерк? Или молчать? По отношению к девушке нехорошо, будет думать – бросил, изведется. Но личная встреча очень нежелательна. Девушка наверняка знает привычки Андрея, какие-то приметы, например, родинки или шрамы.

После раздумий письмо написал, сообщил, что на учениях слегка поранил руку и почерк не совсем привычный. По отпуску – вроде начальство пока не отпускает. А всю вторую половину – чисто любовная лирика: люблю, не могу забыть наших встреч, запах ее волос. Уж очень молодые дамы слова такие любят. Но слова – всего лишь сотрясание воздуха. Дела – вот показатель отношений. Девушку словами можно очаровать, женщины любят ушами.

Все же после размышлений прошение по команде подал. Возьмут – хорошо, а нет, стало быть, летать не дано, ни в этом времени, ни в своем. Набрался терпения, поскольку уже наслышан был о медлительности военного чиновничества.