Книга Тайны парижских манекенщиц - Фредди

У меня прибавилось забот. Отныне бутик для меня – все. Уже нет часов ухода и прихода. Бесконечное удовольствие, когда клиентки останавливаются, пораженные выложенными тканями, когда слышишь присвист брата хозяина, задающего вопрос: «А кто раскладывает ткани?», и свой ликующий ответ: «Я!»

Никаких амурных увлечений с момента исчезновения Рене, но я ничем не отличаюсь от других.

Сын владельца соседней студии, красавчик-блондин, ежедневно появляется словно по расписанию, чтобы выпить аперитив. Стараюсь оказаться на пороге. Мне нравится думать, что на него производят впечатление моя фигура, ниспадающие на плечи золотые волосы. Однажды он обращается ко мне:

– Месье Жильбер хотел бы сделать несколько ваших фотографий.

– Почему сам не спросит?

– Вероятно, робок.

Я не столь робка и даю согласие. Два часа утомительного позирования. (А ведь такой будет вся моя жизнь! Как не стать… натурщицей!)

Фотографии удались. Семья в восхищении. Жильбер приглашает на кофе. Он мне очень симпатичен. Однако в пятницу следует продолжение: «Завтра отправляюсь на уик-энд. Поедете со мной?» Уик-энд?! Вероятны последствия!.. Что сказать родителям? В голове слышатся наставления папы. Нет, я точно не поеду. Жильбер больше ни разу не взглянул на меня и не обратился ко мне.

Другое «приключение».

Однажды около пяти часов вечера замечаю юного аристократа, который бросает в мою сторону взгляды с противоположного тротуара. Сколько времени он простоял там! Он ждет моего выхода и храбро следует за мной по пятам. Сегодня у меня нет велосипеда, значит, автобус. Я тащу его за собой до моста Фландр, а потом и дальше, до Порт-де-ла-Вилетт. Направляюсь к автобусу 52-го маршрута.

Он не отстает.

– И как далеко вы меня увезете?

– Вы и так далеко зашли!

– Зачем я оставил машину на улице Тронше!

Я запрыгиваю в автобус. Он отстает. Хоть бы завтра пришел! Он приходит к семи часам.

– Может, на этот раз позволите проводить вас до дому? Какая машина! «Хочкисс»![18] С радио и всем прочим! Его зовут Жан. Настоящий Месье! Любезный, веселый, уважительный, хотя чувствуется, что горит желанием стать иным. В Бурже я не решаюсь высаживаться у дома. Семья не поймет! А он! Наша «вилла» вряд ли впечатлит его. Когда мы проезжаем мимо больницы, я прошу остановиться:

– Здесь.

– Ваш дом?

17 лет, попытка показа автомобиля

– Да. Благодарю вас.

(Быть может, я дочь директора, хирурга!)

Небрежно попрощавшись, прижимаюсь к воротам, делаю вид, что звоню, моля небо, чтобы он не задерживался.

Через день мы вместе обедаем. На следующий день:

– Послушайте, Жаннин, может, проведем воскресенье вместе?

– Невозможно. Я обвенчана.

– И ваш жених не приходит вас встречать?

– Он служит в полку.

– Придется выбирать: он или я.

Неужели он думает о браке? Мое воображение разыгрывается. Такой благовоспитанный молодой человек! Богатый! А чем он, кстати, занимается?

– Ничем особенным. Пописываю стишки. Гуляю. Изучаю людей. Буду писать.

Я не знаю его фамилии и не осмеливаюсь спросить. Стать его любовницей? Никогда. Женой? Было бы сказочно!

Он вдруг отправляется в путешествие. Получаю телефонное послание:

«Вынужден на n-ное дней отлучиться. Надеюсь встретить вас по возвращении такой, как оставил… и так далее и тому подобное».

Служащий в спешке записал «n-ное дней», а я (надо же быть такой глупышкой!) прочла «99 дней»! Такая точность убивает меня. Уверена, Жан издевается надо мной!

Я плачу. Вижу, как рушится моя мечта. Как-то Жан дал мне номер своего телефона… Я решаюсь сказать в трубку:

– У меня есть только номер. Могу ли я узнать адрес?

– Авеню Мак-Магон.

– Дом господина Жана?

– Господина Жана де Б. Но сейчас он в отъезде.

Аристократ! Это поднимает его в моих глазах, наделяет короной! Безумная надежда, что!.. Уехал на 99 дней! Жан де Б. не для меня.

А главное, однажды блестящая актриса из театра на Бульваре, с которой я сдружилась, признается мне на генеральной репетиции, что вскоре выйдет замуж.

– За кого?

– За Жана де Б.

– Забавно! Она удивлена:

– Почему забавно?

– Просто так.

IV. Война

А война приближалась. Будучи беззаботной девушкой, я мало бы думала о ней (я уже тогда почти не читала газет), если бы отец в доме не служил рупором всех новостей в мире. Папа не занимался политикой, но в нашем «красном» предместье не пропускал собраний коммунистов, чтобы знать, что так тревожит этих людей. Он знает, что такое война, и считает полезной только борьбу за мир. Но с 1938 года, после истории с Судетами[19], все задаются вопросом: а не посыплются ли бомбы на нас? И не станут ли нас травить газами? Когда мы получаем противогазы, я развлекаюсь, надевая свое устройство, похожее на свиное рыло, чтобы попугать Жан-Луи:

– Не шутите с этим, – повторяет папа. – Это слишком ужасно!

– Папа, расскажи про войну!

Воспоминания о 1918 годе срываются с уст ветерана-артиллериста, награжденного Крестом за военные заслуги, военной медалью. Он вновь собирается, как говорит, пойти в армию сержантом тяжелой артиллерии. Мы слушаем его разинув рты.

Через несколько месяцев, летом 1939-го, события ускоряются. Всеобщая мобилизация! Война идет, но свирепствует пока в далекой Польше. Говорят «странная война»! Но мы вплотную соприкасаемся с ней: мимо нашего дома по железной дороге идут эшелоны, часто останавливаясь на станции. Мы носим вино и еду парням, которые на минуту вылезают из вагонов для перевозки лошадей.