Книга Зов серебра - Татьяна Корсакова

Она не стала стучаться, воровато оглянулась по сторонам, еще раз убедилась, что в дверях напротив нет «глазков», и толкнула тяжелую дверь. Та распахнулась совершенно беззвучно, сквозняк усилился. Ева переступила порог, враз взмокшей спиной прижалась к двери.

– Эй, – позвала шепотом. – Марк Витальевич, это я, Ева!

Ответило ей только эхо. Здесь, в этой просторной квартире, оно чувствовало себя особенно привольно, как давний хозяин. Ева хозяином не была, она являлась всего лишь гостем. Кажется, нежданным гостем…

– Можно я войду? – Она еще секунду подождала, а потом решилась.

Человек, с которым ей предстояло встретиться, был весьма преклонного возраста. Ева не знала, сколько точно ему лет, но в том, что далеко за восемьдесят, не сомневалась. С ним могло случиться какое-нибудь несчастье, сердце прихватило, а пузырька с нитроглицерином под рукой не оказалось… Или паралич разбил, а рядом никого…

– Все, Марк Витальевич, я вхожу! – сказала она и решительно оттолкнулась от двери.

По узкому полутемному коридору Ева шла, как по минному полю: осторожно, на цыпочках. Позади осталась кухня с распахнутым настежь балконом – вот откуда сквозняк! – и просторная гостиная. Еще две двери оказались закрыты, и открывать их у Евы не имелось никакого желания, она была почти уверена, что ее цель находится в самом конце коридора за третьей полуприкрытой дверью.

На сей раз Ева постучалась, осторожно тюкнула костяшками пальцев по дубовой панели, замерла, прислушиваясь, нервно втягивая ноздрями воздух. Ей не откроют, не пригласят войти, теперь она знала это наверняка. Самое время развернуться и уйти. От греха подальше. От всего подальше! В первую очередь от собственных бредовых идей. Они ведь наверняка бредовые!

– К черту! – сказала Ева шепотом и толкнула дверь.

Он сидел за рабочим столом в удобном кожаном кресле. Руки с длинными музыкальными пальцами лежали на стопке газет рядом с очками в роговой оправе. И солнечный зайчик, перепрыгивая через газетные колонки, отражался сначала от стекол очков, потом от стальных звеньев наручных часов и только потом от лужи крови… Кровь была густой, с маслянистым блеском, с веером бордовых, как вишневое варенье, капель, покрывавших все вокруг: столешницу, газету, дорогие обои, белоснежные манжеты с изящными серебряными запонками.

Ева не видела раны. Слава богу, что она не видела раны! Она знала, что рана есть, вот прямо поперек шеи, под острым, свежевыбритым подбородком, под завесой из длинных, совершенно седых волос. Из-за волос она не видела и лица. Наверное, это тоже хорошо, потому что взгляда мертвых глаз она могла и не вынести. Отчего-то ей казалось, что взгляд окажется укоризненный, словно это она, Ева, прошлась острым лезвием сначала по коже, а потом по мышцам и сосудам, обрывая чужую жизнь.

Жизнь ушла не только из человеческого тела, но и из этого спокойного, уютного кабинета. На ее место пришла смерть, привела с собой тот самый запах, который Ева учуяла еще в коридоре. Запах крови ни с чем не спутаешь, она знала это наверняка. Иногда ей казалось, что с этим знанием она жила многие годы, но доктор Гельц сумел обосновать и этот, как он говорил, феномен. Как обосновал, Ева уже не помнила, сейчас из всего, чему учил ее доктор Гельц, она помнила только одно – нужно дышать!

Медленный вдох, такой глубокий, что становится больно ребрам. Задержка дыхания надолго, до жжения в легких. И выдох. Именно выдох, по мнению доктора, должен приносить максимальное очищение и успокоение.

И Ева дышала! Сначала в полутемном кабинете Гельца, лежа с закрытыми глазами на кожаной кушетке. А теперь вот в этом залитом солнцем и кровью кабинете ювелира Марка Витальевича Атласа, который обещал помочь, но совершенно позабыл о своем обещании и умер так вероломно незадолго до Евиного прихода!

Не умер, а был убит! Мысль оказалась ясной и отрезвляющей, как ледяной душ. Человека, с которым Ева должна была встретиться, убили. Перерезали глотку, оборвали жизнь длинную и, несомненно, интересную, оборвали нить, которая привела Еву в Чернокаменск.

Вдохнуть… Замереть… Выдохнуть… Отвлечься от бешеного уханья пульса в висках. Осмотреться. Ей теперь только и остается, что осмотреться. А вдруг случится чудо и в этом кабинете она найдет то, что ищет? Глупо надеяться на чудо, но все же…

Не найдет. Потому что тот, кто убил ювелира, тоже искал. Старинные фолианты свалены в кучу. У некоторых оторваны корешки, и желтые нити торчат обрывками сосудов. Другие лишились страниц. По третьим прошлась чья-то безжалостная нога. Следов не оставила, но сломала картонный хребет. Книги лежат на полу, потому что кто-то сбросил их с полок. Он же сорвал со стены картину. Хрупкие балерины в пушистых пачках. Изящные запястья, натянутые, как хлысты, позвоночники, сила и отчаяние в каждом жесте. Балерины тоже на полу, рядом с искалеченными фолиантами. Им досталось меньше, но это такое унижение…

А под ногами хрустят расписные осколки китайской вазы. Ваза стояла вон на той подставке из сандалового дерева, пока чужая ярость не превратила ее в черепки.

И ящики стола выломаны, дверцы распахнуты, содержимое тоже на полу, у ног мертвого хозяина.

Не обыск, а погром. Безжалостный, неразумный! С уничтожением всего прекрасного, всего того, что нужно беречь и сохранять. Ради чего? Не ради ли того, что раньше хранилось в этой нише?..

Глупое место для тайника: в стене за картиной. Хрупким балеринам не защитить хозяйские тайны, не отстоять вырванный с «мясом» сейф. Они и не отстояли, пали в неравном бою вместе с хозяином. И Еве самое время уходить. Только нужно обыскать еще одну, последнюю комнату. Ювелир в своем преклонном возрасте все еще работал, но, очевидно, работал на дому, а это значит, что где-то должна быть мастерская.

Мастерскую тоже разгромили. Инструменты валялись на полу вперемешку с осколками стекла от разбитой демонстрационной витрины. Витрина зияла пустотой. Если в ней когда-то и хранились драгоценности, то сейчас их не было. Убийца забрал с собой все. И те, кто скоро явится в эту осиротевшую квартиру, решат, что произошло ограбление. Ограбление и убийство ненужного свидетеля. Возможно, так оно и есть. Все можно объяснить с позиции обыденности. И не важно, что обыденность эта страшная. Мало ли какие темные тайны хранят маленькие городки! Мало ли какие тайны унес с собой Марк Витальевич Атлас! Унес, хоть и обещал поделиться с Евой…

А теперь, когда поправить уже ничего нельзя, когда ее присутствие в этой квартире не только бессмысленно, но и опасно, нужно уходить. Ева замерла посреди разгромленной мастерской, осмотрелась. Она ни к чему здесь не прикасалась, поэтому отпечатков пальцев не останется. Главное сейчас – не наследить, потому что там, в кабинете, кровь повсюду, и она запросто могла… К горлу подкатил колючий ком, в ушах зазвенело, а запах, к которому девушка уже почти привыкла, с новой силой шибанул в ноздри, вызывая приступ тошноты. Усилием воли Ева заставила себя думать. Дышать и думать, как учил доктор Гельц. Подошва ее кроссовок чистая, а это значит, что она не испачкалась, не оставила после себя кровавых следов, не принесла еще больше скверны в уже оскверненное жилище. Теперь уже точно нужно уходить, пока не поздно, пока ее никто не видел и не связал с мертвым ювелиром. Она уйдет, вернется к своей машине и уже там, в безопасности салона, все хорошенечко обдумает.