Книга Погружение в Солнце - Дэвид Брин

Но что еще важнее, в Центре он обзавелся друзьями, и те оказывали ему неоценимую поддержку в последний год, когда он принялся мало-помалу собирать в единое целое разрозненные осколки своего сознания.

«Особенно Глория. Если я останусь, с ней надо что-то делать, – подумал Джейкоб. – Что-то помимо дружеского флирта. Ее чувства слишком бросаются в глаза».

До той катастрофы в Эквадоре, которая привела его в Центр, где он надеялся заполучить работу и душевное спокойствие, он знал бы, как поступить, и обладал достаточной для этого храбростью. Теперь же он пребывал в раздрае и не был уверен, что когда-нибудь сможет отважиться на что-то большее, чем ни к чему не обязывающая интрижка.

После Таниной смерти минули два долгих года. И временами ему все еще становилось одиноко, несмотря на работу, друзей и все более увлекательные фокусы, которые он проделывал со своим мозгом.

Пейзаж постепенно становился более холмистым и бурым. Провожая взглядом проплывавшие за окном кактусы, Джейкоб поудобнее откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь неторопливым ритмом езды. Даже теперь ему продолжала мерещиться легкая качка, словно он все еще был в море.

За холмами поблескивала океанская синева. Чем ближе извилистая дорога подходила к месту встречи, тем больше ему хотелось снова оказаться на борту судна и стать свидетелем ежегодной миграции китов: различить в воде первые горбатые спины и всплески хвостовых плавников, услышать голос вожака стаи.

Обогнув холм, он обнаружил парковку по обе стороны дороги, до отказа забитую небольшими электромобилями вроде его собственного. Впереди, на гребнях холмов, толпились люди. Перестроившись в крайний правый ряд, где движение регулировалось автоматически, он сбросил скорость и оторвал взгляд от шоссе. Что же там происходит? Из машины, припаркованной у левой обочины, выгрузились двое взрослых и несколько детишек с корзинами для пикника и биноклями. Все они пребывали в заметном возбуждении и выглядели бы как типичное семейство на воскресной прогулке, если бы не серебристые одеяния и золотые амулеты. Большинство людей, собравшихся на вершине холма, были облачены точно так же. У многих оказались при себе телескопы, нацеленные вдаль. Разглядеть, куда именно, мешал возвышавшийся справа холм.

Публика, топтавшаяся на его вершине, нарядилась в выпендрежные одежды пещерных людей. Этакие обогнавшие свою эпоху кроманьонцы: не доверяя топорам и копьям с кремневыми наконечниками, они вооружились телескопами, наручными часами, рациями и мегафонами.

Ничего удивительного, что эти две группы расположились на разных холмах. Единственное, что было у «рубах» и «шкур» общего, так это карантин, ограничивавший доступ к ПВЦ.

Над шоссе между двумя холмами красовался гигантский указатель.

РЕЗЕРВАЦИЯ ДЛЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ВНЕЗЕМНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ, БАХА, КАЛИФОРНИЯ

Поднадзорным, не имеющим особого разрешения, въезд запрещен.

Посетителям, прибывшим впервые, просьба обратиться в информационный центр.

С амулетами и в первобытных одеяниях не входить.

«Шкурам» необходимо пройти регистрацию в информационном центре.

Джейкоб невольно улыбнулся. СМИ в свое время вдоволь порезвились по поводу последнего из распоряжений. По всем каналам крутили мультики, в которых с посетителей резерваций при входе сдирали кожу, а парочка похожих на змей пришельцев придирчиво ее разглядывали.

Припаркованные машины теснились вдоль дороги до самой вершины холма. Когда Джейкоб достиг верхней точки, его взору наконец открылся тот самый барьер.

На обширной пустоши, протянувшейся с востока на запад, высилась череда все тех же полосатых столбов. Краска успела потускнеть от времени. Круглые фонари, венчавшие вершины столбов, покрылись слоем пыли.

Раскиданные повсюду детекторы поднадзорных работали как сито, беспрепятственно пропуская зарегистрированных граждан на территорию резервации и обратно и при этом удерживая людей с испытательным сроком снаружи, а пришельцев внутри. Это было грубое напоминание об обстоятельстве, которое многие старательно игнорировали: существенная часть человечества носила вживленные передатчики, поскольку другая, еще большая, часть им не доверяла. Большинство не желало контактов между инопланетянами и теми, кого психологические тесты объявили «склонными к насилию».

Судя по всему, барьер успешно справлялся со своей задачей. По мере приближения к нему толпы, спускавшиеся с холмов по обе стороны от шоссе, становились все гуще, а их наряды – все вычурнее, однако все эти люди сбивались в кучу, так и не достигнув линии столбов. Не исключено, что среди «рубах» и «шкур» присутствовали и граждане, но они оставались по эту сторону барьера, со своими товарищами – то ли из солидарности, то ли в знак протеста.

Максимальной плотности толпа достигала у самого барьера. И «шкуры», и «рубахи» потрясали транспарантами вслед пролетающим мимо на полной скорости автомобилистам.

Джейкоб продолжал двигаться по полосе с автоматически регулируемым движением и смотрел по сторонам, прикрывая рукой глаза от яркого солнца и наслаждаясь зрелищем.

Стоявший слева юноша, с головы до ног обернутый в серебристый шелк, держал над головой плакат, гласивший: «Человечество тоже движется по пути прогресса: выпустите наших инопланетных братьев из резерваций!»

По другую сторону дороги, прямо напротив него, стояла женщина с транспарантом, закрепленным на древке копья: «Мы и сами неплохо справляемся! Иники, убирайтесь с Земли!»

Вот оно, яркое олицетворение разногласий. Весь мир жаждет узнать, кто же прав: приверженцы теории Дарвина или последователи фон Дэникена[3]. «Шкуры» и «рубахи» были всего лишь наиболее фанатичными и радикальными течениями, находившимися на двух полюсах расколовшегося на два философских лагеря человечества. А камнем преткновения стал вопрос происхождения Homo Sapiens как разумного вида.

А может, «рубах» и «шкур» ничто, кроме этого, и не разделяло?

Первые в своей любви к пришельцам впали в почти религиозное исступление. Что это, истерическая ксенофилия?

А неолитики с их тягой к нарядам и преданиям пещерных людей: что если их призывы к независимости от внеземного влияния имели под собой довольно простую причину – страх перед таинственными, но могущественными пришельцами? Это ли не ксенофобия?

Как бы там ни было, в одном Джейкоб не сомневался: и «рубах», и «шкур» объединяло недовольство. Недовольство осторожной, полной компромиссных шагов политикой Конфедерации по отношению к ПВЦ. Недовольство Законами об испытательном сроке, благодаря которым многие их собратья превратились в изгоев. Недовольство миром, где никто больше не был уверен в своем происхождении.