Книга Лувр делает Одесса - Елена Роговая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фима тоже не сидел без дела. В последние дни он был особенно задумчивым. «Мэри. Какая она, эта Мэри? Мама сказала, у нее красивые густые волосы, заплетенные в две косы, голубые глаза и кожа белая, словно у знатной барышни. А вдруг она мне не понравится? Нет, девушка с таким именем не может быть плохой. Что-то нежное и теплое исходит от этого имени. Как хочется порадовать ее достойным подарком. Кольцо, брошка или шпилька доставят ей радость? А что, если я ей гребень серебряный сделаю? Женщинам без него никак не обойтись, в отличие от нас, мужчин. Сделаю, пускай вспоминает меня добрым словом всякий раз, когда сядет перед зеркалом прическу делать».
Фима зажмурился на мгновение, и когда открыл глаза, точно знал, какую форму и размер будет иметь его подарок. Быстрыми штрихами он набросал эскиз. Осталось только придумать, чем украсить спинку гребня.
«Покрыть бы голубой эмалью, да вот беда: не успел освоить сие замысловатое искусство. Сколько возможностей мне бы открылось, владей я секретами эмалирования. Наверняка в Киевских мастерских обучают этой технике. Даже ради нее стоит туда ехать. Бирюза тоже подойдет для украшения, но хватит ли у меня камней?» – рассуждал Фима, сидя за рабочим столом.
Из деревянной шкатулки он достал кожаный мешочек и высыпал содержимое на стол. Семь маленьких голубых камушков, как крупные капли дождя, застучали о деревянную столешницу и застыли в форме цветка.
– Вот и ответ сложился, – обрадовался Фима. – Незабудки! На гребне должны быть незабудки! Они такие же нежные и красивые, как юные девушки, поэтому не могут не понравиться Мэри.
Несмотря на то, что решение было найдено, ночь у Фимы прошла беспокойно. Он часто ворочался, вздыхал и просыпался. Мозг работал, искал оптимальную композицию: как расположить камни по отношению друг к другу, как выгодно подчеркнуть природную красоту бирюзы, правильно используя ее прожилки с вкраплениями? Гребень непременно должен быть легким, а цветок на нем нежным, девственным.
Только под утро Фима крепко заснул. Снился ему зеленый луг с высокой густой травой и нежно-голубое небо с редкими пушистыми облаками. Птицы щебечут. Где-то вдалеке дятел отбивает дробь острым клювом, выискивая жуков в больном дереве. Кукушка напрашивается на вопрос о годах жизни. И во всем этом такая гармония и природная красота, что захотелось ему упасть на мягкую густую траву и лежать бесконечно долго, пока тело не сбросит с себя дневную усталость, не охладится от жара солнечного. Фима ложится под тенистым деревом. С земли все видится иначе. Все малое, невидимое вдруг начинает открываться человеческому взгляду, удивляя доныне неведомой жизнью.
Вот муравей веточку тащит – старается торопыга. Жук-скарабей завалился на спину, перевернуться хочет, а не получается. Болтает беспомощно в воздухе бархатистыми членистыми ножками, а ловкости в теле нет. Конечно, при таких-то рыцарских доспехах! Улыбнулся Фима, глядя на страдания жука, и спас бедолагу. Мышка выбежала из норки. Замерла. Носиком по сторонам водит, запахи улавливает, глазками-бусинками зыркает вокруг себя. Дзинь! Серебряная капелька росы скатилась с травинки, словно с горы, и прямо серой по уху. Зафырчала малая и ну давай лапкой себя по голове бить. Стряхнула сырость, перебежала на другое место и снова присела, подставляя спину солнечным лучам. Глянул Фима на ее ушки и обомлел. Маленькие, розовато-прозрачные и по форме своей один в один – лепестки незабудки. Даже тонюсенькие волоски, торчащие в разные стороны, как на цветке.
– Понял, как нужно гребень делать! – обрадовался Фима и проснулся.
Фима снова извлек из мешочка камни и разложил на столе в виде дуги. «Нельзя делать один цветок. Будет выглядеть тяжело, да и ничего особенного. Их должно быть семь, а может, даже и больше, если получится. От серебра лучше отказаться: холодно и колюче. Кость подойдет как нельзя лучше. Маленькие незабудки по ажурной спинке гребня будут чудно смотреться, да и материалы прекрасно дополнят друг друга. Голубая бирюза на белом. Что может быть нежнее! Мне кажется, Мэри – девушка с утонченным вкусом, она оценит».
– Фима! Четвертый раз зову к завтраку, а тебя, как и раньше, нету, – сетовала Фрейда на внука. – Утром не будила, ждала, когда сам проснешься. Щас отгадаю: до зари не спал? Бабушка на тебя не ругается. Бабушка все понимает и хочет, шобы ты до своей невесты ехал красивый и здоровый. Иди уже за стол!
– Минуточку!
– Можно подумать, у нас на стене висят часы, шобы мине знать эту минуточку! Это снова надолго? Посмотри, какую рассыпчатую кашу я сегодня сварила и маслицем сдобрила. Тебе молока теплого или из погреба?
– Из погреба! Мама дома?
– На базар пошла за куриным жиром. Хочет к празднику гефильте гезеле [11] сделать. Представляю, какие там сегодня цены! Эти продавцы-крохоборы своего не упустят. Хоть бы деньги у нее не украли. Говорят, цыган много понаехало. Вот народ, нигде им не живется, нигде им пристанища нет! Хотя что про цыган говорить, нас тоже не сильно где любят. На прошлой неделе такой гвалт на рынке стоял. Говорят, снова крестьяне с евреями дрались.
– И кто победил в драке?
– Ненависть, деточка. К сожалению, она всегда одерживает верх в таких случаях. Хоть бы ты уже пожил в спокойное время.
За завтраком Фима сидел задумчивый, ел торопливо, не чувствуя ни запаха пищи, ни ее вкуса. Опустошив тарелку каши, он спешно встал из-за стола, вместо «спасибо» мотнул головой и ушел.
– Вот и как с ним жена будет жить? Он же ничего не слышит, что ему говорят! Все думает и думает о своем. А зачем я сама себе ставлю такой вопрос, если наперед ответ знаю? Можно подумать, кому-то такой муж не нужен! Слова грубого против не скажет, со всем соглашается, лишь бы его с мысли не сбивали. Конечно, Мэри будет с ним счастлива, а значит, и я.
Фима повертел в руках первый камень. После внимательного осмотра на предмет мелких включений и бороздок, которые доставляют немало хлопот мастерам, он сделал пару легких срезов для определения направления минерального слоя. Лишь после всех необходимых процедур с помощью тонкого мелка камень был разделен на пять частей по количеству будущих лепестков. Грубую работу Фима выполнил штихелями, то и дело меняя их в зависимости от выполнения задачи. Плоский уступал место боковому, боковой – клиновидному, и так до того момента, пока не понадобились надфили. Постепенно сформировался цветочный венчик, и с этого момента началась основная работа. Медленно, от периферии к центру убиралось лишнее. Лепестки пока еще толстые, без изящных изгибов, но это всего лишь дело времени.
Полукруглым напильничком Фима сформировал необходимой ширины отгибы и слегка зауженные края листочков. Чтобы придать камню максимальную схожесть с незабудкой, он немного «приподнимал» кончики некоторых лепестков или же приспускал всего лишь один край, от чего цветок становился естественным, оживал.
К своим годам мастер накопил немалый опыт и прекрасно знал, что не бывает идеально правильных форм. Иногда камень начинал сопротивляться и самовольно изменять форму будущего цветка. В таких случаях Фима приостанавливал работу и давал отдых уставшим глазам. Во время паузы он делал новый набросок и чаще всего соглашался с природой. Слой за слоем снимались излишки, обнажая легкие прожилки цветоложа и стебелек, на котором будет крепиться в гребне готовый цветок. С костью больших проблем не было. Материал благодарный, податливый. Еще до начала работы с бирюзой Фима почти три часа вываривал заготовку в растворе кальцинированной соды до полного обезжиривания, потом тщательно промыл и, чтобы придать ей белизну, закопал на сутки в гашеную известь, которая всегда имелась в доме на случай подбелки печи. Сушка материала требовала несколько дней, поэтому Фима совершенно спокойно занялся цветами. С рисунком на гребне не пришлось долго мучиться. Было решено украсить спинку ажурной резьбой из тонких веточек и травы, среди которой он и разбросает маленькие незабудки.