Книга Дикие гены - Хельга Хофман-Зибер

– Та-а-ак, чем бы это нам сегодня заняться?

Все присутствующие знают, что это чисто риторический вопрос. Некоторое время спустя мы все вместе сидим на диване, и Хедвиг раскрывает старый фотоальбом. Сухо шелестят страницы. Я украдкой бросаю взгляд на часы, а затем на два альбома, которые еще лежат в чемодане. Это затянется надолго. Я оцениваю привезенные Хедвиг кексы. На вид они похожи на те, что были в прошлом году. В тот раз я не нашел в них ничего особенного и по вкусу они напоминали пыль прошедших десятилетий. Я думаю о том, как при первой же удобной возможности сплавить их в мусорку. Интересно, не нанесут ли они ущерб окружающей среде?

– Не стесняйся, угощайся, – говорит Хедвиг, перехватив мой взгляд.

Все взоры обращаются ко мне. Мои руки моментально становятся потными. Черт возьми! Я беру кекс и отправляю его в рот. Надо бы соврать и сказать, что очень вкусно, но изо рта доносится только что-то похожее на сдавленный кашель. Это действительно прошлогодние кексы…

– А вот, взгляни: это ты совсем маленький без штанов… А тут тебя воспитательница держит под мышкой, потому что ты надул на ковер.

Я слушаю, не в силах произнести ни слова, так как пытаюсь собрать во рту достаточное количество слюны, чтобы как-то проглотить кекс. Когда мне это в конце концов удается и я вновь могу ворочать языком, Хедвиг, углубившись в историю черно-белой эры., уже рассказывает всякие неприятные истории о людях, к степени родства которых приходится добавлять приставки пра- и прапра-.

Время идет, и к тому моменту, когда солнце садится за горизонт, я уже испытываю благодарность за то, что в каменном веке не было фотографии, иначе мы сидели бы до бесконечности и слушали бы что-то вроде «А это Горрк и его тетя Уругу. Однажды ночью он ни с того ни с сего с криком выбежал из своей пещеры и его тут же сцапал саблезубый тигр…».

Оглядываясь на прошлое, мы неизбежно задумываемся о происхождении жизни (а значит, и о происхождении генов, в том числе самого первого из них). Если подходить с научной точки зрения, можно попытаться провести мысленный эксперимент: «Предположим, я брошу в бочку лопату угольного порошка, добавлю туда флакон нашатырного спирта, залью горячей водой и сдобрю какими-нибудь экзотическими солями. Насколько велика вероятность того, что в бочке что-то забурлит и из нее вылезет мокрый Томас Андерс?»

Разумеется, вероятность этого очень невелика, потому что человек – очень высокоорганизованное существо, которое вряд ли само по себе возникнет из смеси компонентов. (Если бы было иначе, мы на каждом шагу выигрывали бы в лотерее по 500 евро. Что же касается «настоящего» Томаса Андерса, то лучше исходить из того, что он появился на свет более традиционным путем.) Скачок в степени сложности настолько велик, что его можно сравнить с прыжком с земли на крышу небоскреба. Если отбросить в сторону волшебство, то здесь поможет только лестница. Вот в лестнице-то все и дело! Если разложить грандиозный скачок на мелкие шаги, то он оказывается посильным.

Если говорить о химическом составе, то в человеке нет ничего особенно сложного. В основном он состоит из водорода и кислорода, большая часть которых находится в форме воды, а также углерода и азота. Сюда можно добавить еще немного кальция, хлора, фосфора, калия, серы, натрия и магния.

Давайте продолжим размышления. Оторвемся от прекрасного вида, который открывается с небоскреба эволюции, и пойдем вниз по лестнице. Каждая ступенька возвращает нас на предыдущий этап развития. Мы становимся ниже ростом (и обрастаем шерстью…). У нас появляется насущная потребность влезть на дерево. Но парой этажей ниже это желание проходит. Мы ползком возвращаемся к полосе прибоя безымянного моря. В какой-то момент в толще океана пропадает свет и мы оказываемся в полной темноте. Мы достигли той точки, когда еще не было глаз. Это подходящий момент, чтобы сделать небольшую передышку и задуматься о глазах.

Появление глаз долгое время оставалось загадкой. Для подъема на новую ступень эволюции требуется случайное изменение, которое приносит пользу и может быть унаследовано. На первый взгляд трудно представить себе, как это может привести к возникновению глаза. С одной стороны, этот орган настолько сложен, что вряд ли мог сформироваться сразу. А с другой стороны, если сначала появился какой-то «полуфабрикат» глаза, то в чем могло заключаться его эволюционное преимущество? Над этой проблемой ломал голову еще британский естествоиспытатель Чарлз Дарвин, а критики теории эволюции долгое время использовали ее в качестве своего любимого аргумента.

Сегодня мы лучше разбираемся в ситуации и имеем представление о том, какими могли быть ступени развития. В качестве первого этапа на поверхности тела какого-то организма, видимо, появились отдельные клетки, способные воспринимать свет. С их помощью можно было отличить свет от темноты (нечто подобное и сегодня встречается у морских

звезд). Казалось бы, мелочь, но в мире, где все остальные живые организмы абсолютно слепы, такое «ясновидение» дает огромное преимущество. Если на вас вдруг падает тень проплывающего хищника, вы можете попробовать сбежать или спрятаться прежде, чем он до вас доберется.

На следующем этапе клетки, воспринимающие свет, начинают собираться на коже группами. Возникают плоские глаза, которые можно встретить, например, у медуз. Такими глазами можно очень и очень приблизительно оценить, где находится источник света или угрожающая тень. Если же плоский глаз оказывается не совсем плоским, а размещается в углублении кожи, наступает очередной этап. Теперь в зависимости от угла, под которым падает свет, не все светочувствительные клетки будут освещаться равномерно, и это позволит еще лучше определять направление.

Следующим шагом было маленькое изменение, имевшее колоссальные последствия. Углубление стало глубже, а отверстие на коже – меньше. Это впервые дало возможность получения пусть и не четкого, но все же изображения окружающей обстановки (тот же принцип используется в камере-обскуре). Подобные глаза без хрусталика сегодня можно встретить только у наутилуса – древнего родственника каракатиц. Правда, эта конструкция не лишена некоторых проблем: чем меньше отверстие, тем четче картинка, но при этом на светочувствительные клетки попадает меньше света и изображение становится темнее. Чтобы этого избежать, глазу требуется линза, которая фокусирует свет и делает изображение еще более четким. Предполагается, что она развилась из прозрачной пленки, защищавшей глаз от грязи.

Долгое время было неясно, развивались ли самые разнообразные типы глаз – от фасеточных у мух до громадного глаза гигантского кальмара диаметром 27 см – совершенно независимо друг от друга или у них был какой-то общий предшественник. Однако тот факт, что развитие глаз у разных видов живых организмов управляется очень схожими группами генов, позволяет говорить об общности происхождения.

Итак, мы преодолеваем последние ступени, спускаемся на нижний этаж (уже без глаз) в виде мифического самого первого одноклеточного организма и останавливаемся перед дверью, ведущей наружу. Она является разделительной чертой между живой и мертвой материей (так сказать, между жизнью и смертью). Там, за дверью, те же химические элементы, из которых построено все на свете. Но скачок между этими элементами и одноклеточным организмом поистине колоссален. Существуют ли какие-то промежуточные ступени?