Книга Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции - Глеб Сташков

Александра Федоровна окажется как бы в зеркальной ситуации. Если Юрьевская была виновата в либерализме, то Александру Федоровну, наоборот, обвинят в реакционности, в нежелании идти на уступки общественному мнению. Но сути дела это не меняет. Снова всех собак повесят на жену царя. Она назначает не тех министров и вертит ими, как захочет. Царь, разумеется, «в рабском подчинении». Даже слова будут те же. Травля Александры Федоровны была отрепетирована на княгине Юрьевской. Другими, естественно, людьми, но теми же омерзительными методами.

Их высочества далеко не всегда являлись верной опорой престола. Более того, они являлись этой опорой только тогда, когда глава семьи держал их в «ежовых рукавицах». Как именно – об этом в следующей главе.

Глава II

В большом респекте

«Император Александр III вообще шутить не любил и держал всю царскую семью в большом респекте», – писал в воспоминаниях Сергей Витте. Очевидно, под «респектом» Витте понимал не «уважуху», как нынешние рэперы, а как раз «ежовые рукавицы»: «он держал всех великих князей и великих княгинь в соответствующем положении; все его не только почитали, уважали, но и чрезвычайно боялись»[24].

Добиться такого смирения новому императору было непросто. Его отцу – Александру II – в какой-то степени повезло с родственниками. Когда он взошел на престол, все великие князья были его детьми, младшими братьями или племянниками. Император был не только официальным главой семьи, но и старшим мужчиной в доме Романовых.

Александру III «по наследству» достались дяди. Они были старше, опытнее, занимали видное положение.

Прежде всего это относится к великому князю Константину Николаевичу, второму сыну Николая I. Честно говоря, не понимаю, почему этот выдающийся государственный деятель до сих пор как-то обойден вниманием. Уж во всяком случае он наработал на серию «Жизнь замечательных людей» не меньше, чем его дядя Константин Павлович или его сын Константин Константинович, которые удостоились этой чести.

Константин родился в 1827 году и был на 9 лет младше Александра II. Однако братья были близки. Константин блестяще учился, быстро взрослел и вообще талантом, характером и целеустремленностью превосходил старшего брата. Поэтому-то Александр и Константин были близки, но без сердечности. Старший брат ревниво относился к успехам младшего. Константин был образованнее. Говорили, что именно по этой причине Александр II, став отцом, заботился об образовании только старшего сына. Не хотел, чтобы с его первенцем повторилась та же история, что и с ним самим.

Константин с детства был честолюбив. Он знал, что Екатерина Великая назвала своего внука Константином не просто так. Она мечтала разгромить Османскую империю, восстановить Византию и посадить его на престол в Константинополе. Однако Константин Павлович в итоге оказался не императором в Константинополе, а наместником в Варшаве. По иронии судьбы, тот же путь пройдет и Константин Николаевич. Хотя ребенком он грезил о Константинополе и даже разработал план его захвата, отец охладил пыл не в меру воинственного сына.

Николай I решил, что его второй сын должен командовать флотом и произвел четырехлетнего Константина в генерал-адмиралы – высшее воинское звание, соответствует фельдмаршалу. Через год подумали, что генерал-адмиралу неплохо было бы обучиться морскому делу, и определили в учителя Федора Литке, известного мореплавателя, адмирала, ученого, будущего президента Академии Наук. Шестнадцать лет Литке учил великого князя и превратил в грамотного, толкового моряка. Отношения между учителем и учеником не прерывались до самой смерти Литке в 1882 году.

В 1849-м Константин участвовал в Венгерском походе, а проще говоря, в подавлении венгерской революции. Его письма отец назвал лучшими отчетами, которые ему доводилось читать. Константин получил орден Св. Георгия 4-й степени, был назначен в Государственный совет и возглавил комиссию по составлению нового Морского устава. Ему в это время всего 23 года.

Став императором, Александр II тут же поручает брату управление всеми морскими делами. Должность, конечно, почетная, но, как сейчас говорят, расстрельная. Крымская война показала, что русский парусный флот может побеждать только турок, с флотом же великих европейских держав не идет ни в какое сравнение. Его нужно было возрождать с нуля.

Константин с ходу принялся за дело: отменил во флоте телесные наказания, улучшил условия службы и подготовку морских офицеров. При нем флот из парусного стал паровым, а из деревянного начал превращаться в броненосный. Денег на перевооружение вечно не хватало, великий князь тратил свои.

«Нет ни одной ветви управления в России, в коей произведено было бы в последние годы столь много реформ. Морское министерство являет в русской администрации зрелище европейского оазиса в азиатской степи»[25]. Это мнение князя Петра Долгорукова дорогого стоит. Дело не только в его исключительной осведомленности о тайнах российского двора. Князь – политический эмигрант, озлобленный памфлетист, приятель Герцена, который вообще-то ко всем соратникам Александра II относился с нескрываемым презрением.

В советские времена заслуги Константина Николаевича в деле возрождения флота замалчивались, нынче же возносятся до небес. Его сравнивают аж с Петром I. Константин действительно преуспел в административных преобразованиях, а вот в судостроении успехи оказались гораздо скромнее. К этому мы еще вернемся.

В любом случае, возрождение флота не главное дело в жизни великого князя. Константин всегда был сторонником отмены крепостного права. И доказал это на деле, освободив своих крестьян. В отличие от Александра II, который, будучи наследником, об отмене крепостного права и не думал. Именно Константин убедил брата начать реформу и «все время был его советником, вдохновителем и руководителем». «Без всякого сомнения, русские крестьяне обязаны Константину Николаевичу и своею свободою, и своими земляными наделами»[26].

Мы привыкли думать, что при отмене крепостного права обидели крестьян. Но почти все помещики считали ровно наоборот: они были уверены, что оскорбили и разорили именно их. Ненависть к вдохновителям реформы просто зашкаливала. Александр II, как часто с ним бывало, проявил слабость и, грубо говоря, сдал своих соратников. Их отправили в отставку, а Константина – от греха подальше – путешествовать по Европе.

Но вскоре вернули. И назначили на очередную расстрельную должность. На этот раз расстрельную в прямом смысле слова – наместником в бурлящую Польшу. Уже на второй день в него стреляли. «Только сел в коляску, – описывает покушение сам великий князь, – выходит из толпы человек, я думал – проситель. Но он приложил револьвер мне к груди в упор и выстрелил. Его тотчас схватили. Оказалось, что пуля пробила пальто, сюртук, галстук, рубашку, ранила меня под ключицей, ушибла кость, но не сломала ее, а тут же остановилась, перепутавшись в снурке от лорнетки с канителью от эполет»[27].