Книга Другая Шанель - Альфонсо Синьорини

…Девять утра. От густого тумана воздух кажется плотным, хоть ножом режь. Жанна уже больше двух часов моет грязную посуду, оставшуюся с вечера. Посуда вот-вот понадобится: в таверне уже готовят завтрак, а там и до обеда недалеко.

Габриель слышит, как в соседней комнате надсадно кашляет Ипполит. Странно, почему он до сих пор у себя…

Девочке тревожно. Пойти посоветоваться с мамой? Но маме явно не до нее… В конце концов она подходит к двери Ипполита и тихонько стучит.

– Тебе что-нибудь нужно? Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает она.

Слова легко срываются с ее губ. Точно такие же вопросы она задает и своей маме, когда у той случается очередной астматический приступ.

– Кто там? – доносится из-за двери хриплый, вибрирующий голос.

– Это я, Габриель… – отвечает девочка. – Я просто хотела узнать, не нужно ли тебе что-нибудь?

– Нет, ничего не надо, спасибо. Все хорошо.

Повисает молчание. Габриель отходит от закрытой двери, но потом снова возвращается. Потоптавшись немного, она прижимается ухом к прохладной шероховатой древесине. Она и сама не знает, что хочет услышать. Там, внутри, кажется, ничего особенного не происходит. Грохочет сдвинутый стул, какой-то металлический предмет стучит о поверхность стола… Неожиданно дверь распахивается, и девочка вваливается в комнату. Но это ее не смущает. В свои одиннадцать лет она достаточно сообразительна, чтобы найти подходящий выход. Габриель собирается с духом и непринужденно произносит:

– Дядя, я как раз вернулась, чтобы спросить: может, тебе принести горячей воды? Я только что согрела целую кастрюлю.

Не так-то просто понять, поверил ли ей Ипполит. Рассеянное выражение на его лице – хороший признак. А вдруг он все-таки злится, потому что понял – за ним шпионят?

– Так что… нужна тебе горячая вода? – лепечет девочка.

На этот раз Ипполит улыбается, но как-то странно – от его улыбки полуприкрытые веки чуть приподнимаются.

– Нет, спасибо, не надо. А ты что же не в таверне? Разве маме не надо помочь?

Внезапно Габриель охватывает страх. Ее голос едва слышен:

– Я… Я осталась дома, потому что хотела немного позаниматься грамматикой. Я… кое-что недоделала из уроков…

Лучше бы она этого не говорила!

– Уроки? Что ж, я могу тебе помочь. Я довольно хорошо знаю грамматику. Если что-то непонятно, думаю, смогу тебе объяснить.

Габриель и представить не могла Ипполита в роли учителя. Она полагала, что только люди, облаченные в монашеские одежды, настолько хорошо владеют грамматикой и арифметикой, что могут передать свои знания другим. Все ее учительницы были монашенками. Выходит, дядя Ипполит – исключение из правил?

– Мне надо подучить диакритические знаки, – уточняет Габриель, чтобы проверить: вдруг он капитулирует?

Но Ипполита это не смутило:

– Знаки, говоришь? Значит, со слогами ты уже разобралась?

Это озадачивает девочку. Теперь она не сомневается, что дядя Ипполит разбирается в грамматике. Но… это так странно. Разве можно было ожидать такого от человека, который зарабатывает на жизнь в грязной таверне?

– Да, слоги я довольно-таки хорошо знаю. Я очень люблю грамматику.

– Отлично. Тогда иди сюда, Габриель, садись. Вместе поучим твои знаки.

– Я вчера уже начала делать вот это упражнение…

Габриель говорит это, с гордостью показывая Ипполиту свою тетрадь. Монахини частенько хвалят ее за прилежание, за то, что она схватывает все на лету.

– О, так я вижу, ты уже усвоила, как они расставляются? – похвалил ее дядя. И куда только делась его суровость?

– Ну да, по крайней мере, с буквой «ё», – довольным голоском произносит девочка.

– Молодец, а с остальными знаками у тебя как?

Ипполит отрывает взгляд от тетради и смотрит на Габриель. Затем кладет руку девочке на плечо. Внезапно тема меняется:

– Это тебе мама сшила? – спрашивает он, поглаживая ткань узловатым пальцем в нескольких сантиметрах от выреза на груди.

Габриель замечает, что лицо дяди внезапно окрасил легкий румянец. Потом и голос его изменился – стал глухим и тихим, похожим на шипение.

– Малышка, тебе очень идет это платье. Оно красивое, как ты сама.

Слышать комплименты ей не впервой. Однако девочка догадывается, что здесь что-то не так. И потом, эта рука… Габриель чувствует ее прикосновения уже на своей коже.

– Если хочешь, малышка, расскажи мне про другие знаки, а я послушаю тебя…

Да что это с ним творится?! Может, ему плохо?

Голос Ипполита вновь меняется. Он и раньше-то был негромким, а теперь и вовсе кажется, что дядю душат.

Ипполит все чаще сглатывает слюну, лоб его покрывает испарина.

– Ну же, Габриель, давай рассказывай про знаки.

Теперь одна его рука настойчиво ласкает грудь девочки. Вторую он пристроил на ее коленке, там, где платье уже не прикрывает ноги.

– Итак, знаки?

Габриель молчит. Под подолом ее бежевого платьица происходит нечто отвратительное. Ипполит задыхается. От его зловонного дыхания девочку начинает тошнить. Ей хочется попросить дядю убрать пальцы, которые он пытается просунуть ей между ног. Но вдруг он сочтет это за наглость?

– Тебе нравится, малышка? – спрашивает Ипполит. Вся его кожа покрыта каплями пота.

Габриель отрицательно помотала головой, но он и не заметил этого.

– Ай! – вдруг вскрикивает она.

Пальцы дяди доставляют ей внезапную боль. Девочка больше не в силах сдерживать свои эмоции. Она чувствует, как по ее щекам ползет что-то горячее. Она понимает, что это слезы, и пытается вытереть их. Она уже давно-давно плачет.

Руки Ипполита продолжают шарить по ее телу.

– Хвати-и-ит! Хватит, прошу тебя! – вырвался крик из самой глубины ее души. Она сама не понимает, как у нее хватило сил на такой вопль. Вот он, момент освобождения! Вздрогнув, дядя убирает руки и испуганно смотрит на нее.

Габриель плачет по-детски жалобно. Она поправляет помявшееся платьице, забирает тетрадку, которой так гордилась, и возвращается в комнату родителей.

Она снова остается наедине с самой собой. Одиночество идет за ней по следу. Вечное одиночество…

Кровь на полу

Климат в Бривля-Гайарде не ахти какой. Промозглый осенний холод безжалостно проникает под кожу, сводит мышцы. Зимние морозы жгут щеки, от них ломит кости и болит душа.

Местонахождение Альберта Шанеля, как всегда, неизвестно – вот уже несколько дней, как он уехал в очередной раз. Может, торгует где-то на базаре (как представляют дети). Может, лезет под юбку к какой-нибудь разбитной бабенке или – в лучшем случае – цедит абсент в кабаке (так думает Жанна).