Книга История большевиков в документах царской охранки - Николай Стариков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никаких больше документов об этом ожидавшемся охранкой приезде Малиновского в делах б. МОО нами пока не найдено, и поэтому остается неизвестным, какие основания были у охранки ожидать этого приезда и состоялся ли самый приезд .
Если Р. В. Малиновский из всех «секретных сотрудников» охранки является самым крупным по своему положению в партии, то М. И. Бряндинского, как мы уже сказали, нужно считать самым крупным из провокаторов, работавших в рядах РСДРП. Вот что о нем было напечатано Бурцевым в № 84 от 16 апреля 1917 г. в газ. «Русское слово».
(Провокатор М. И. Бряндинский)
Печатаемые ниже три письма провокатора Бряндинского не требуют никаких комментариев. Нужно только указать в нескольких словах условия, в которых они были написаны.
В 1913 году Бряндинский проживал в Нанси.
Из России пришли глухие слухи, что провалы, происшедшие перед тем в Москве, были делом его рук. Расследование было поручено мне, и я пригласил к участию двух с.-д. большевиков. Разобраться в обвинении, предъявленном Бряндинскому, было очень трудно. Не было никаких документов. Все могущее навести на след находилось в Москве. О многом нельзя было заикаться в присутствии обвиняемого. Сам обвиняемый плакал, клялся в своей невиновности, протестовал, проклинал своих обвинителей… Словом, было так, как это бывает почти всегда при обличении провокаторов. Опрос как подсудимого, так и свидетелей установил с полной ясностью, что Бряндинский, несомненно, грязная личность, но тех данных, которыми я располагал в то время, было недостаточно, чтобы предъявить ему обвинение в предательстве и провокации в литературе. Я настаивал, что он должен быть исключен из партии, устранен от всякой деятельности, а расследование его дела должно продолжаться. Оба соц. — дем., участвовавшие в суде, согласились со мной.
Как это видно из прилагаемых писем Бряндинского, снятых с подлинников, он после объявления ему резолюции скрылся из-за границы в Россию и здесь стал вымаливать себе заступничество и денежную помощь у товарища министра внутренних дел С. П. Белецкого, настоящее время содержащегося в Петропавловской крепости, при посредстве своего ближайшего руководителя фон-Коттена, недавно убитого в Гельсингфорсе.
Больше я никогда Бряндинского не встречал.
Недавно попавшие мне в руки собственные письма Бряндинского к фон-Коттену и Белецкому выясняют не только, что он провокатор, но и что он провокатор, спокойно занимающийся провокацией, как выгодным для него ремеслом.
Где теперь находится Бряндинский, я не знаю и печатаю его письма в надежде, что знающие его откликнутся и дадут необходимые указания об его местонахождении.
Дело расследования провокации предшествующих лет находится теперь в совсем иных условиях, чем раньше. Теперь есть полная уверенность безошибочно установить истину.
Принять участие в этой борьбе должно все общество своими дополнительными сообщениями.
«26 декабря 1913 года.
Уважаемый Михаил Фридрихович! [фон-Коттен].
Посылаю вам копии с моего прошения и доклада, которые я одновременно отсылаю директору департамента С. П. Белецкому, желая рассчитаться за свои старые ошибки и покончить со своим нелегальным существованием.
Считаю необходимым послать это вам, во-первых, потому, что я там указываю, что некоторое время работал под вашим руководством, и вас могут спросить что-либо по этому поводу; во-вторых, вам было бы необходимо знать, о чем и как я прошу, в том случае, если бы вы согласились посодействовать мне, о чем я вас усердно прошу: ваше доброе слово, сказанное в департаменте вовремя и там, где нужно, значит очень много, если только не все, для моего дела.
Вы были всегда внимательны ко мне и уже раз оказали мне поддержку в трудную минуту; не откажите и в этот раз поддержать мои ходатайства.
Остаюсь всегда готовым к услугам признательный вам
«Господину директору департамента полиции его превосходительству Степану Петровичу Белецкому от административно-ссыльного потомственного почетного гражданина Матвея Ивановича Бряндинского
Прошение
Ваше превосходительство! В марте 1908 года, по распоряжению департамента полиции, я был выслан из Казани в Тобольскую[4] губ. сроком на 3 года и в марте 1909 года из ссылки скрылся за границу, где и проживал под собственной фамилией в Париже и Нанси. Убедившись в ошибочности моих былых увлечений, за которые подвергся административной высылке, и раскаиваясь в них, я вернулся из-за границы и проживаю в данное время в гор. Переяславле, Полтавск. губ., под именем Павла Ивановича Исаева. Передаю свою судьбу в руки вашего превосходительства в надежде, что вы сочтете мои пятилетние скитания достаточным для моего вразумления наказанием и, засчитав мое пребывание за границей вместо неотбытого срока высылки, позволите мне, таким образом, возвратиться к своей семье и загладить свои былые ошибки полнейшей лояльностью всей своей остальной жизни.
Время и место своего пребывания за границей и случае нужды я мог бы установить официально, так как и в Париже и в Нанси выправлял себе вид на жительство из соответственных муниципальных управлений.
«Господину директору департамента полиции Его Превосходительству Степану Петровичу Белецкому от бывшего секретного сотрудника Московского Охранного Отделения Вяткина-Крапоткина
Доклад
Позвольте, Ваше Превосходительство, в настоящем докладе изложить основания, которые дали мне смелость обратиться к вам с прилагаемым прошением и позволили надеяться на удовлетворение этого прошения.
С начала апреля 1909 года, т. е. почти с того же самого времени, когда департамент полиции начал меня разыскивать, как скрывшегося административно-ссыльного, и до мая 1912 г. я состоял секретным сотрудником при Московском Охранном Отделении, работая у полковников Михаила Фридриховича фон-Коттена и Павла Павловича Заварзина под псевдонимом «Вяткин», а потом — «Крапоткин». С мая же 1912 г. и по февраль 1913 г. проживал в Париже и Нанси, давая освещение местных социал-демократических групп. В России моей задачей было освещать деятельность различных организаций российской Социал-Демократической Рабочей Партии, к которым я имел доступ.
Свою деятельность я могу разделить на три периода:
1. Освещение Московской городской организации;
2. Освещение центральных учреждений партии;
3. Освещение деятельности и жизни заграничных партийных групп.
В первый период я был районным организатором и секретарем Московского Городского комитета и дал за это время материал, послуживший главным фундаментом обвинения на большом социал-демократическом процессе, разбиравшемся в Москве осенью 1912 года, когда из 33-х обвиняемых не было ни одного оправданного и громадное большинство получило каторжные работы на разные сроки, как члены комитетов Московского Городского и Московского Окружного. Мною также были даны указания, по которым взяты: вполне оборудованная типография с отпечатанным номером подпольной газеты и паспортное бюро с массой бланков, печатей и штемпелей. В этот же период мне удалось собрать и дать сведения о преподавании, внутренних распорядках и личности большинства учеников 1-й партийной школы для подготовки работников-профессионалов, устроенной на о. Капри Горьким, Богдановым и Луначарским.
