Книга Царь Соломон - Петр Люкимсон

Смерть сына, говорит устное предание, стала для Вирсавии страшным ударом. Решив, что за грех измены мужу теперь все ее дети будут обречены на смерть, она стала отказывать Давиду в близости.

Версии комментаторов о том, когда именно происходили эти события, расходятся. По одному из устных преданий, история с Вирсавией произошла, когда Давиду было 45 лет. Вскоре после этого царь тяжело заболел, и болезнь эта длилась 13 лет, в течение которых он большую часть времени был прикован к постели, подозревая, что стал жертвой отравления.

Другая версия гласит, что Давид впервые увидел Вирсавию, когда ему было 56 лет. Но как бы то ни было, любовь к этой женщине продолжала пылать в сердце царя, и в итоге именно ей суждено было подарить Давиду того самого сына, которому предстояло стать строителем Храма.

«И утешил Давид Вирсавию, жену свою, и вошел к ней, и спал с нею; и она родила сына, и нарекла ему имя: Соломон. И Господь возлюбил его и послал пророка Нафана, и он нарек ему имя Иедидиа по слову Господа» (2 Цар. 12:24–25).

Так начинается история жизни царя Соломона, «произошедшего из чресл» Давида, когда великий царь и псалмопевец приблизился к последнему десятилетию своей жизни. Как намеком следует из библейского текста, пророк Нафан поспешил объявить Давиду, что рожденный Вирсавией младенец и есть тот самый наследник, которого царь так долго ждал. Это следует также и из самого второго имени, которым Нафан нарекает Соломона: «иедид» на иврите означает «близкий друг», «Иедидиа», таким образом, означает «Близкий друг Господа». Причем Нафан подчеркивает, что он дает ребенку это имя не по собственной воле, а «по слову Господа», то есть Бог Сам уже в момент рождения признал Соломона Своим «другом».

Об этом пророчестве Нафана Давид будет вспоминать в одной из своих последних бесед с сыном:

«Но было ко мне слово Господне, и сказано: „ты пролил много крови и вел большие войны; ты не должен строить дом имени Моему, потому что пролил много крови на землю перед лицем Моим. Вот у тебя родится сын: он будет человек мирный; Я дам ему покой от всех врагов его кругом: посему имя ему будет Соломон. И мир, и покой дам Израилю во дни его. Он построит дом имени Моему, и он будет Мне сыном, а Я ему отцом, и утвержу престол царства его над Израилем навек“» (1 Пар. 22:8–10).

Само оригинальное звучание имени сына Давида и Вирсавии — Шломо, превратившееся в христианской традиции в Соломона, а в арабской — в Сулеймана, в сознании человека, владеющего ивритом, немедленно вызывает ассоциацию со словом «шалом» — «мир». Имя это было даровано Соломону в соответствии с пророчеством: «И мир, и покой дам Израилю в дни его».

Но одновременно это имя порождает и ассоциацию со словом «шалем» («цельный», «совершенный»), а также со словом «Иерушалаим» — Иерусалим, «ир шалем», «цельный, единый город».

Они вообще оказываются неразрывно связаны в истории — Соломон и Иерусалим, превращенный им, если верить Книге Книг, в один из самых красивых и богатых городов своей эпохи.

***

Разумеется, многие исследователи считают библейский рассказ об истории рождения Соломона крайне предвзятым. Все, что связано с пророчеством о том, что истинному наследнику престола в дни, когда Давид «обрел покой от врагов своих», еще только предстояло родиться, вставлено, по их мнению, в текст исключительно для того, чтобы обосновать законность права Соломона на престол; объяснить, почему при выборе наследника царя был нарушен принцип старшинства. А если это право надо было обосновывать, значит, были те, кто в нем сомневался…

Глава вторая

МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

В Книге притчей Соломоновых царь говорит о себе: «Ибо и я был сын у отца моего, нежно любимый и единственный у матери моей» (Прит. 4:3).

Это, безусловно, чрезвычайно важный момент его биографии. Давно и хорошо известно, что именно отношение к ребенку родителей в самый ранний период его детства в итоге определяет многие будущие черты его личности. И — прежде всего — его самооценку, уверенность в собственных силах и правильности принимаемых решений.

«Если человек в детстве был любимым ребенком своей матери, он всю жизнь чувствует себя победителем и сохраняет уверенность в том, что во всем добьется успеха, и эта уверенность, как правило, его не подводит», — писал спустя более двух с половиной тысяч лет после царя Соломона другой его великий тезка, вошедший в историю человечества под именем Зигмунд Фрейд[15].

Детство царя Соломона прошло, очевидно, в покоях его матери Вирсавии, которая, помня о смерти своего первенца, что называется, сдувала пылинки с сына и тряслась над каждым его шагом.

Привилегированное положение любимой жены, посещаемой царем куда чаще других жен и наложниц, не могло не вызывать у последних зависть и злобу по отношению к Вирсавии, и это вольно или невольно должно было сказаться на их отношении к Соломону. Опасаясь, что под видом игры на ее мальчика может быть совершено покушение, Вирсавия не пускала сына на детскую половину гарема, да ему и нечего было там делать.

«От полонянок, находившихся в царском гареме, у Давида родилось четыреста сыновей. Все они, вопреки иудейскому закону, выбривали волосы на висках, а на затылке заплетали их в косы и заставляли носить себя в золотых паланкинах и в армии занимали места начальников и командиров; все они были задиры и драчуны, наводившие ужас на окружающих», — сообщает трактат Талмуда «Киддушин»[16].

Понятно, что число «400» в данном случае носит символический характер, призванный подчеркнуть, что сыновей у Давида и в самом деле было великое множество, но до большинства из них, как и до их матерей, царю, видимо, не было никакого дела. Трудно даже сказать, знал ли он всех своих отпрысков в лицо и по именам. Во всяком случае, из Библии следует, что действительно «своими» сыновьями, которых Давид любил и в воспитании которых принимал какое-то участие, были сыновья от первых шести его жен и Вирсавии. Именно они упоминаются во «Второй книге Самуила» поименно — шесть сыновей, родившихся в Хевроне (2 Цар. 3:2–8), и одиннадцать, родившихся в Иерусалиме (2 Цар. 5:14–16).

Впрочем, как следует из Талмуда, то, что они не входили в число отцовских любимцев, отнюдь не мешало этой толпе принцев носиться по Иерусалиму на мулах, задирая прохожих и забирая из лавок торговцев все, что приглянулось или просто попало под руку.

Соломон был намного младше большинства царских сыновей из этой оравы и уже поэтому не мог принимать участия в подобных игрищах. Но, очевидно, он к этому и не стремился, будучи по своей натуре человеком совершенно иного склада. Рано проявившийся острый природный ум, его жадная любознательность приводили в восторг Нафана. С каждым годом пророк все более истово верил в собственное пророчество, что именно этому мальчику, а не кому-либо другому из сыновей царя, предстоит стать его подлинным наследником.