Книга Царь Давид - Петр Люкимсон

Тогда в ход пускался другой, куда более страшный слух – что Давид вообще «мамзер», прижитый его матерью от любовника, а такой человек, согласно еврейской традиции, не только не может быть царем, но и лишается многих прав – в частности, не может сочетаться браком с еврейкой, наследовать отцу и т. д.

Ответом на эти слухи и был рассказ, как Иессей отдалился от жены и как та договорилась с его наложницей, что она даст ей возможность провести ночь с мужем…

И все же самую любопытную, спорную и вместе с тем вполне логичную версию по поводу всех этих легенд о рождении царя Давида выдвигает израильский историк Яир Закович.

Анализируя текст Библии, Закович приходит к выводу, что эти легенды представляют собой, по сути дела, реминисценции известных сюжетов Пятикнижия. К примеру, история о том, как Ницевет обманом проникла на ложе мужа, очень напоминает и историю Рахили и Лии, обманувших Иакова, и историю Тамар, обманувшей Иуду. Одновременно Закович обращает внимание и на то, насколько пренебрежительно братья обращаются с Давидом, причем сохраняют этот стиль обращения даже после того, как он помазан на царство – они никак не могут смириться с этой мыслью, принять ее.

Наконец, Закович акцентирует внимание читателя на том факте, что и отец, и братья упорно называют Давида либо «катан» (маленький, младший), либо «ноар» (отрок) – при том, что все вызывающие доверие хронологии утверждают, что Давиду во время помазания на царство было 25 или 28 лет – вполне солидный для того времени возраст.

«Но возраст тут и ни при чем, – поясняет Закович. – „Отроками“ в Пятикнижии и других книгах Библии принято называть слуг, независимо от того, сколько им было лет: они обязаны прислуживать своему господину, как подросток обязан прислуживать отцу».

На основании этого Закович высказывает предположение, что у Иессея и в самом деле было две жены, или, скорее, одна жена и одна наложница, возможно, даже находившаяся в доме на положении рабыни. Первая родила ему семерых сыновей, оказавшихся обычными заурядными людьми. Наложница родила Иессею только одного сына, но этим сыном был Давид.

Эта гипотеза, считает Закович, помогает понять и то, почему братья с таким презрением относились к Давиду (а как еще они должны были относиться к сыну рабыни?!), и то, почему Давид долгое время быт, по существу, слугой в доме своего отца (а кем еще должен быть сын служанки?!).

Задача придворных историографов Давида, по Заковичу, как раз и заключалась в том, чтобы скрыть низкое происхождение царя и представить его таким же законным сыном Иессея, как и все остальные. Именно для этого и была на основе уже существующих «шаблонов» придумана легенда о том, что матерью Давида была Ницевет, обманом заполучившая семя мужа.

Отсюда же, считает Закович, проистекает путаница с числом сыновей Иессея: Давид был восьмым сыном, как это и написано в Книге Самуила, однако авторам куда более поздней книги «Хроникон» было важно включить его в число семи законных сыновей, да и само число «7», будучи базовым в иудаизме, им, дескать, нравилось больше восьмерки [10].

Этот мотив отверженности, того, что Давид чувствовал себя чужим в своей семье, не раз встречается и в его псалмах. Так, в 27-м псалме, заявляя о том, что он полностью полагается на Бога и потому не боится никаких своих врагов, Давид неожиданно роняет: «Ведь отец и мать оставили меня, а Господь приблизил к Себе» (Пс. 27:10), то есть Давид явно сравнивает себя с сиротой, которого оставили отец и мать и которого призрел и вырастил Бог. Именно так понимал эти слова раввин Аха в своих комментариях на книгу «Псалмы»:

«Так сказал Давид пред Господом: Владыка Вселенной! Ишай не намеревался создавать меня, он только удовлетворял свою страсть. И как только страсть была удовлетворена, отец отвернул лицо в одну сторону, а мать – в другую. Ты же собираешь каждую каплю семени…» [11]

В 69-м псалме Давид прямо говорит: «Ненавистным я стал для своих братьев и чужим для сыновей своей матери» (Пс. 69:9). «Ибо они думали, что он – мамзер, незаконнорожденный, зачатый замужней женщиной от блуда», – поясняет эти строки раввин Элиягу Ки-Тов в книге «Сефер гатодаа» («Книга благодарений», в русском переводе – «Книга нашего наследия» [12]).

Так же трактуется в комментарии «Мецудат Давид» («Крепость Давида») и широко известная фраза из 118-го псалма – «Камень, который отвергли строители, стал во главу угла» (Пс. 118:22): Давид был отвергнутым Иессеем сыном. Более того, добавляется в этом комментарии, Иессей не любил Давида еще и потому, что тот казался ему хвастуном и фантазером – при встречах с отцом он начинал говорить, что, когда вырастет, станет великим героем Израиля, разрушит города филистимлян, завоюет новые земли, построит Храм.

Иессей, поясняется в «Мецудат Давид» далее, не мог понять, что младший и нелюбимый сын рассказывает ему свои пророческие сны [13].

Все тот же Закович называет историю жизни царя Давида «мужским вариантом сказки о Золушке»: всеми унижаемый и понукаемый герой, младший и не любимый отцом сын, посланный на черные работы, в итоге попадает в царский дворец, а затем становится царем.

Это замечание достаточно остроумно, однако следует помнить, что описываемые здесь события происходят в X веке до н. э., то есть даже не за столетия, а за тысячелетия до написания сказки о Золушке и рождения расхожих фольклорных сюжетов вроде сюжета о младшем сыне Иване-дураке, ставшем царем. Поэтому в данном случае правильнее говорить о влиянии библейского сюжета, проникшего через христианство в Западную и Восточную Европу и отразившегося в фольклоре ее народов, а не наоборот.

Как бы то ни было, все эти письменные и устные источники вполне позволяют воссоздать психологический портрет Давида, а также основные события первого периода его жизни – детства, юности и молодости.

Как уже говорилось, с раннего возраста Давид, видимо, рос при стаде – сначала он был пастушком, помощником пастуха, затем самостоятельным пастухом, а возможно, руководил небольшой группой пастухов. Сам Давид, чтобы развеять сомнения Саула в том, что он способен противостоять Голиафу, так вспоминает об этих годах своей жизни: