Книга Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский

Говоря о людях, которые в стенах МАПУ помогали нам — школьникам встать на правильные жизненные рельсы, просто нельзя не упомянуть нашего старшину и по должности и по званию (в отличие от меня) Михаила Бокова — тоже молодого человека, прямо-таки излучающего человеческое добро и, не боюсь этого сказать, материнскую ласку! За что мы его все дружно и любили. Он заботился о том, чтобы мы всегда были накормлены, имели чистую, хотя бы частично соответствующую нашим габаритам и росту форму и чтобы мы ее не портили. А это — головная боль Миши Бокова. А какими мы были виртуозными портными! Ведь мы все считали себя продолжателями славных «спецовских» традиций, родившихся еще до войны в стенах артиллерийских спецшкол. Любыми возможными (распарывали брюки и вшивали в них клинья) и невозможными (на ночь замачивали брюки и вставляли в них распорки из фанеры) способами наиболее рьяные наши «спецы» доводили ширину форменных брюк до 35–40 сантиметров. Вот офицеры сегодняшней Российской армии носят фуражку с очень высокой передней частью — тульей. А ведь эта мода зарождалась еще в стенах спецшкол, когда из обычной артиллерийской фуражки с помощью ножниц убирались ее внутренности, оставшийся верх фуражки мощным стальным обручем растягивался до неимоверных размеров, а с помощью армейской ложки конструировалась высоченная тулья. Это произведение доморощенного искусства имело скромное, но романтическое название — «блин». Лично мне нравились только погоны из фольги. Нам положены были погоны курсантов артиллерийских училищ, но только чуть поуже. За основу погон нашей конструкции брался кусок железа, на который наклеивался черный бархат, а по краям вместо обычной скромной желтой тесемки клеилась широкая лента из блестящей, как золото, фольги с красивой, художественно выполненной инкрустацией. У меня, как у вице-старшины, посередине погона проходила еще одна лента из той же фольги. В общем, с таким блеском на плечах я имел явное преимущество перед однокашниками из авиационной спецшколы в завоевании симпатий девчонок с нашей Песчаной улицы. А настоящий «спец» обязан был уйти в увольнение при полном параде — в «клешах», в «блине» и при фольговых погонах! Странно, но почему-то противились этому и Миша Боков, и командир батареи, и офицеры-воспитатели, и военные патрули на московских улицах. Причем офицер — начальник патруля — вначале, как правило, замирал в недоумении, ибо не мог сразу сообразить, кто же идет ему навстречу — генерал или курсант, но все же, придя в себя, грозно командовал: «Товарищ военный! Вашу увольнительную записку!» И, как правило, такая встреча заканчивалась лишением увольнения в очередную субботу. Ну что ж, искусство требует жертв!

Не могу не вспомнить и еще об одной традиции, которая для нас, особенно первогодков — воспитанников 8-го класса (нас называли почему-то «хазарами»), была ярким событием в нашей, в общем-то, однообразной казарменной жизни. Речь пойдет об обычном житейском деле — посещении городской бани. О! Для нас это — священнодействие, ритуал, который мы ждем неделю. Каждый четверг — банный день. День, основной фигурой которого выступает наш старшина Боков. В этот день сразу же после занятий батарея выстраивается не повзводно, а по ранжиру — в голове колонны самые высокие, в конце — все те, кто не вышел ростом. Наш строй возглавляют три-четыре барабанщика из числа воспитанников. И вот эта колонна под громкий барабанный бой торжественным маршем начинает движение вначале по дворам, примыкающим к зданию нашего училища, а затем выходит на широкую Велозаводскую улицу. Это событие для местных старожилов не в новинку. И тем не менее каждый раз наше движение сопровождается небольшой толпой зевак: старушки, дети, случайные прохожие и конечно же девушки. Зрелище, скажу я вам, впечатляющее! Девушек особо интересует голова нашей колонны, где вышагивают наши красавцы гренадеры (помните у поэта: «И в воздух чепчики бросали…»). Ведь не надо забывать, что в те времена обучение в школе было раздельное (какая несправедливость!) и поэтому вне школьных стен школьник и школьница проявляли друг к другу повышенный интерес. Старушки же комментировали, а точнее, причитали и жалели наши последние ряды, где в длинной, не по росту шинели и шапке-ушанке вышагивали не менее бравые, но чуток меньше ростом солдатики (так нас называли эти милые старушки). И вот, четко печатая шаг, в едином монолитном строю (вот оно, чувство локтя и воинское товарищество!), под гром барабанов наш строй двигался к конечной, можно сказать, боевой цели — бане завода имени Сталина, теперь — имени Лихачева. Сам процесс помывки стандартен, знаком многим и не требует литературного описания. Как правило, в конце этого действа к Мише Бокову выстраивалась небольшая очередь — кому кальсоны поменять, у кого рубашка оказалась рваной, кому пуговицу надо пришить. И наша «мама» терпеливо и заботливо помогала нам решать эти житейские проблемы. Обратное движение домой, в училище, было не таким триумфальным, шли также строем, но как-то расслабленно, как солдаты после победоносного боя. Видно, энтузиазм остался по дороге в баню и в самой бане. Мы думали уже о следующем четверге. Вот ведь как иногда претворяется в жизнь сухая уставная фраза: «Помывка личного состава в бане»! Я подсчитал, что за три года учебы в училище такие волнующие, торжественные минуты, связанные с триумфальным шествием в баню, мы переживали около 120 раз! Долгие годы отделяют меня от событий тех лет. Но когда мне приходилось быть рядом с мрачноватым зданием этих заводских бань, то — честное слово! — я как-то внутренне подтягивался, подбирал живот и проходил мимо чуть ли не строевым шагом, почти физически осязая локоть своего однокашника и слыша дробь барабана! В последние годы бывшие воспитанники подготовительных училищ вдруг «вдарились» в написание воспоминаний. Выпустили такие книжки, например, ветераны Ленинградского и 1-го Московского подготовительных училищ. И что самое примечательное, практически каждый из авторов обязательно скажет несколько добрых, хороших слов в адрес старшины своей батареи.

Кстати, в своих философских рассуждениях о несправедливости раздельного обучения в советских школах того периода я был не одинок. Вот как об этом пишет мой сверстник, бывший воспитанник 1 — го МАПУ Василий Николаевич Глаголев: «…В то время и в гражданских школах мальчики и девочки учились раздельно. И вот мы приглашаем женскую школу к себе на бал. С замиранием сердца ждем этого праздника. И вот ОНИ входят в зал. Бальные платья. У нас так надраены погоны, пуговицы и бляхи, что могут прожечь наши животы и плечи. Мы знаем — они прожигают и бьющиеся сердечки этих девочек… Наши неимоверные клеша ласкают пол, наши ботинки, в танце ометают изящные туфельки дам. Начинается вальс. Рука шестнадцатилетней девочки ложится на фольговый погон, словно послание из будущего, волнительного и прекрасного. Две половинки человеческого рода впервые касаются друг друга… Под рукой юноши — трепещущий изгиб девичьей фигурки. Он манит и обжигает каким-то неведомым чувством — прекрасным и светлым…» Здесь, как говорится, без комментариев! Моему внуку сейчас 14 лет, как и нам когда-то. Вот интересно, испытывает ли он такое же волнительное, трепетное чувство, когда идет на дискотеку и собирается пригласить на танец свою сверстницу? Хотя в сегодняшних танцах под девизом «Танцуют все!» и не поймешь, кто с кем танцует. А жаль! Лишают себя сегодняшние юноши чего-то таинственно-прекрасного, нежного и благородного.

А в остальном эти три школьных года мало чем отличались от учебы в обычной московской школе. Те же предметы, те же преподаватели, закомплексованные бесчисленными циркулярами гороно и районо, те же четвертные и годовые оценки, борьба за медали, как за пропуск в высшее учебное заведение. И еще одно явление, как типичный образец советского образа жизни. Это борьба за победу в соревновании, а точнее — в социалистическом соревновании за звание… (любое!) В школе с военным уклоном этот принцип социалистической действительности был поднят на небывалую высоту. В чем и с кем мы только не соревновались! За высокий средний балл по учебе между батареями одного учебного потока, у кого больше отличников, в каком взводе меньше взысканий и больше поощрений, у кого лучше самодеятельность и больше спортсменов, кто лучше оформил свою палатку в летнем лагере и даже в какой батарее лучшие барабанщики. Вот, например, о лучшей палатке в лагере. Здесь хитрили даже наши офицеры. Летом мы жили в лагерях под Москвой, и, как это и положено в армейской среде, каждый взвод свои палатки украшал хвойными ветками, обкладывал зеленым дерном, из камушков выкладывал лозунги типа «Артиллерия — бог войны». А Михаил Платонович Сулимин — офицер-воспитатель 2-го взвода как-то привез из Москвы гору цветных стекляшек, из которых его взвод выложил у входа в свою палатку красивейший орден Победы. Конечно же лавры первенства в соревновании за лучшую палатку достались именно этому взводу. Мы долго переживали и возмущались таким несправедливым решением.