Книга Строгановы. Самые богатые в России - Сара Блейк

Выросла Лиза в красивую статную красавицу, с толстой длинной косой, пушистыми ресницами, за которыми прятались хитрые серые глаза. На язык Лиза была ну очень остра, что не по ней, так словом пройдется, что прилипнет, не отмоешься, не отговоришься. Дядькина жена часто ее за то бранила:

– Ах ты негодная, – в запале кричала большегрудая баба, – тебя их милости приняли, обиходили, а она людей честит, кто ж тебя с языком твоим замуж возьмет? Шестнадцать годов ведь, думать надо!

От злости у тетки становились красными глаза, и она становилась похожей на большого шумного хомяка. Лизе становилось жутко смешно, и чтобы вконец не впасть в немилось, она опускала глаза долу, чтобы тетка не видела ее смешливых глаз. Но особо сироту никто не притеснял, работала девушка на равнее с сестрами – так же носила воду, мела двор, кормила птицу, доила коров, полола репу, словом выполняла все, чтобы никто и словом ее не мог упрекнуть. А то, что тетка кричит, так это она больше для видимости. Должны ж соседи знать, что она девку в строгости воспитывает.

Аникий на Лизавету только издали смотрел, разговор с ней завести – избави Бог! Еще как осмеет, сраму не оберешься. Почему-то при ее появлении вылетали все мысли из головы, сердце начинало бешено стучать, словно щегол в клетке в день Благовещения. За тяжелой работой в варнице Лиза из головы у него не выходила, бывало мешает тяжелый огненный рассол, а в воде видит ее лицо, глаза серые, и ушах голос звонкий, а не треск поленьев.

– Знаешь, что Лизку Якимову просватали? – как то в разговоре обмолвился Василий. В тот день они сидели на берегу Усолки, отдыхая от тяжкого духа варницы. Лето уже полноправно вступило в свои права. Деловые пчелы монотонно жужжали над цветами, трещали крыльями стрекозы. Василий лег на спину, закинув руки за голову. Приятно было ощутить мягкость травы, ее дурманящий запах.

Аникий не сразу понял, что ему сказал друг. Услышать то услышал, а когда понял, то побелел как полотно. Хорошо, что не увидел Василий, как он переменился в лице.

– За кого просватали? – с наигранным спокойствием в голосе спросил он, словно не о любимой говорил, а о бабке сквалыжной Катихе, у которой третьего дня ребята с огорода репу потаскали.

– Да за мужика одного, не с нашей деревни, у него, слышь, жена-то померла, говорят бил ее много, вот себе другу взять хочет.

– Так что ж ее дядька за такого аспида отдает?

– А что ему? Выдал и до свидания, – не все ж ее кормить, – пожал плечами Василий. – Тем более мужик-то богатый, с хорошими подарками приехал.

– И откуда ты все знаешь? – удивился Аникий, вроде со мной постоянно, а все деревенские сплетни знаешь…

– Ну, ты как скажешь… сплетни… – фыркнул Василий, – мне тетка Анисья сама рассказывала, а ей Лизаветина тетка хвастала, что в богатый дом девку отдают. Ни в чем она отказу не будет знать. Тетка Анисья моя такая, сам знаешь врать не станет. Что услышит – по деревне разнесет, быстрее собачьего лая.

– И когда ж свадьба? – срывающимся голосом спросил Аникий.

– Да после первых осенин…

* * *

Лизавета собирала землянику. В этом году ягоды было много. Берестяные туеса были доверху наполнены сладкой ароматной ягодой, а девушка все не могла остановиться. Ягоды, словно рассыпанные красные бусы, манили и манили с полянки на полянку. Подружки аукались неподалеку, а Лизавета все дальше и дальше уходила в лес. Вдруг что-то заставило ее поднять глаза. Неподалеку стоял красивый высокий парень, от долгого положения вниз голой в глазах зарябили мухи, и она не сразу поняла кто это.

– Бог в помощь, – услышала девушка знакомый голос, и по нему определила, что это был Аникий, сын Федоров.

– Спасибо, – ответила Лизавета. Парень стоял неподалеку, а вид у него был уж совсем разбойничий: перемазанные углем лицо и рубаха, всклокоченные волосы. В руках топор. – Ты меня грабить собрался? – спросила девушка. – Все мое богатство – вот, – показала она на туеса с алой ягодой.

– Я? – удивился и рассмеялся Аникий. – И тут спало оцепенение, вызванное робостью. – Нет, я вообще-то за дровами тут. Варница у меня неподалеку, – показал он рукой в неопределенном направлении.

Застучал где-то в ветках дятел, ауканье подружек слышалось все тише и тише.

– Ты дорогу то обратно знаешь?

На этот раз пришлось удивляться Лизавете.

– Мне ж и не знать! Да я тут каждую березку, каждый пень знаю. А ты что в провожальщики хотел напроситься? – сказала, и прикусила язык. Ну, зачем парня обидела? Ведь помочь хотел.

– Ну, раз так, прощевай, – ответил Аникий, и, положив на плечо топор, скрылся за деревьями.

Щеки его пылали, желваки ходили ходуном, ярость застилала глаза! И чего это он вздумал к ней подходить. Вот ведь девка, язык – что помело! И не нужна она ему, просватана за богатого! Выбросить ее из головы! Скоро караван снаряжать в Москву, а он тут прохлаждается!

Лизавета смотрела вслед быстро удаляющемуся Аникию. Обидела, обидела почем зря! И вправду тетка говорит, что языком она мелет не подумавши. А ведь обычный парень, она то и знать его толком не знает. Дом стоит на окраине села, отца-матери нет, среди людей мало показывается, сказывают, работает много, варницу поставил вместе с братьями Никифоровыми.

– Лизавета, ау! Ты где? – послышался голос подружки Вареньки. Та вышла к ней с полной корзиной земляники. Платок сбился на бок, из-под него торчали озорные русые кудряшки. – Ты с кем это тут разговаривала? От лешака отбивалась.

– Если б от лешака, – вздохнула Лиза. Прикусила губу, и тут же сменила тему разговора. – Ты уже все, набрала? Домой идем?

– Идем, – с готовностью ответила Варя, – так кто это был-то?

– Аника, сын Федоров, за дровами приехал, – с неохотой ответила Лиза подружке.

– Чего хотел-то?

– Спросил, не заблудилась ли я, – с нарочитым пренебрежением ответила девушка.

– Ясно, – Варя поправила тяжелую корзинку в руке. – Ты ж этот лес, как родной дом знаешь.

– Вот и я о чем, – кивнула Лиза – Ну, что подруга, подпевай! – И затянула звонкую песню.

Ее голос заметался среди белых берез и долетел до Аникия. Тот на секунду прислушался, и с бессильной яростью принялся рубить сухое дерево. Любовь любовью, а дров для варницы кроме него сегодня никто не привезет. Да на что она ему, такая любовь! Коли он и сам не знает, как подступиться к Лизавете, а уж чтобы и сватать за себя и подавно.

Пушистая белка с испугом перескочила на лапу сосны, услышав, как внизу жалобно звенело дерево. Она спустилась чуть пониже, чтобы понять, кто потревожил ее покой. Высокий крепкий парень с остервенением вонзал топор в сухую древесину. Дерево тихо стонало от жестоких ударов, и щепки как слезы разлетались в разные стороны. Белка еще посмотрела на странного человека, махнула хвостом, и поскакала вглубь леса по своим беличьим делам.

* * *